не может, дорогой Гургес, быть не может! – воскликнул брадобрей, повторяя свое любимое выражение. – Что за смысл? Неужели добряк Цецилий…
– Добряк Цецилий не мог помешать моему браку: он мне должен десять тысяч сестерций, но она сама не желает.
– Разве она когда-нибудь желала?
Гургес, казалось, нашел этот вопрос весьма нелепым.
– Не будем спорить, – возразил он, – желала ли она или не желала. Дело не в этом…
– Итак, дорогой Гургес, как же в таком случае поступить? – заметил Евтрапел, который спешил поскорее закончить разговор.
– Как поступить? Что делать? Разве это ответ, Евтрапел, когда доверяют тайну другу? Но, беззаботный цирюльник, разве ты не видишь, что мои десять тысяч сестерций потеряны, ибо у Цецилия нет ни одного асса! А главное, не в этом дело! Она любит другого!.. Нет! – воскликнул он, ударяя по столу кулаком. – Это кончится плохо.
Гургес был возбужден…
Брадобрей стал терять терпение…
Гургес произнес сквозь зубы:
– Да! Ты христианин, еврей… и ты не желаешь более видеть меня! Я…
Неожиданный шум в соседней комнате, как бы от прыжка изумленного человека, прервал Гургеса на полуслове.
– Евтрапел, мы не одни? – спросил могильщик.
– Совершенно одни, дорогой Гургес, – поспешил ответить Евтрапел. – Это вода льется в ванну. Итак, если ты хочешь, чтобы я тебя понял, начни сначала!
– Это было бы слишком долго, тем более если ты торопишься… Впрочем, я постараюсь быть кратким.
– У меня всегда найдется несколько часов к услугам моих друзей, – заметил Евтрапел. – Я слушаю, дорогой Гургес.
Могильщик начал:
– Немного менее года тому назад Цецилий, бывший до того скрибой (то есть писцом) в казначействе Сатурна, был назначен сборщиком податей. Он собирал подати с этих проклятых евреев у Капенских ворот… чтоб их поглотил ад! Цецилию пришлось поселиться в том же квартале, и мой отец ему отдал внаем наш маленький домик у большого цирка. Тебе известно, что Цецилий, который беднее Терсита, никогда не переложил из своего кошелька в наш ни одной сестерции, напротив, мои сестерции растратил… Но не будем забегать вперед… Цецилий уже несколько лет тому назад овдовел; у него единственная дочка, неблагодарная Цецилия!
Тут могильщик вздохнул несколько раз и воскликнул:
– Каждый день я ее видел по пути в храм Венеры или у окна ее кубикулюма. Я оказывал ей знаки сердечной привязанности, на которые она отвечала поклоном… Цецилии, дорогой Евтрапел, семнадцать лет. Она так прекрасна, что ни одна из твоих матрон не может выдержать с ней ни малейшего сравнения… Впрочем, ты видел и знаешь, что я нисколько не преувеличиваю.
Евтрапел счел долгом поклониться в знак согласия.
Гургес продолжал:
– Я решил
