и пошёл проверить крепость основания под монумент. Когда он достаточно отдалился, директор, с трудом скрывая желание закричать, свистящим шёпотом сказал водителю:
– Хочешь сесть гад, садись один! Мне надо, ещё детей подрастить!
– Ну что вы, Андрей Егорович, так разволновались! Сейчас не те времена, культа личности нет! Мы его развенчали!
– Развенчатель нашёлся! Молод, ты ещё! Как жеребёнок – стригунок в табуне, всё бы прыгал! На фронте повидал таких! Сболтнёт подобный герой, что не надо, по глупости, а «поутрянке», выведут его под конвоем перед строем. Стоит, сопли по лицу размазывает, а ничего уже не изменишь! Запомни, народная мудрость гласит, – главный судья – время! Оно всех и вся рассудит!
Взглянув на водителя, и поняв, что Колю остановить уже не возможно, его, как говорится – «понесло», директор махнул рукой и поспешил за особистом, показывая за спиной кулак. Сидящий в кране водитель, за шумом двигателя, ничего не слышал. Демонстрировать свою смелость, и отчаянную храбрость было не перед кем, и дядя Коля, неохотно, замолк.
Когда всё было закончено, и вожди заняли определённые им историей места, директор подошёл и тихонько, чтобы не слышал водитель крана, спросил Колю:
– А тебе то, что….? – тут Андрей Егорович споткнулся на слове, не зная, как правильно назвать того, о ком шла речь. Если просто – «Сталин», язык не поворачивался, привыкший к обязательной приставке, «товарищ». Но после того, что он узнал о вожде, и после того, как монумент свергли и увезли в тёмный угол, язык, точнее разум, не позволял назвать его «товарищем».
Директор нашёл выход, и сам внутренне обрадовался такому решению – «настоящий лектор, и в старости пропагандист». Поэтому кашлянув, продолжил, – тебе-то, что он плохого сделал?
– Пока не знаю, – отвечал вольнодумец, – просто за других обидно! За что люди страдали? – помолчав, ехидно спросил, – а вы что, против такого решения?
– Ты знаешь что? – вдруг набычившись, грозно сказал директор, – говори, говори, да не заговаривайся! Выискался, любопытный!
Дядя Коля не боялся директора, прекрасно зная, что этот, в высшей степени порядочный человек, не способен на подлость и предательство.
Нельзя сказать, что Николай был лентяем, но делать бессмысленную работу не любил. Даже занятие собственным огородом, считал делом не нужным и вредным, отбирающим время и силы. Несмотря на большую семью, скромные доходы, и постоянную нехватку денег, он не сажал главный овощ простых людей – картошку. Уход за этой неприхотливой культурой повергал его в уныние. Особенно Коля ненавидел процесс окучивания. Как натуре широкой, деятельной и творческой, ему была в тягость однообразная работа тяпкой, в пыли, под палящими лучами солнца. Перефразируя известное всем изречение, он часто говорил, глядя на копающихся среди грядок соседей:
– Летать рождённый, ползти не может!
Огородом
