это не приму.
– Ты опять это делаешь, – закатил он глаза.
Пытаюсь переспорить герцога? Да сколько угодно! Но даже в руки не возьму.
– Не знаю, как в твоем мире, но в моем украшения покупают супругам, любовницам или дочерям. Я Абигору не жена и уж точно не…
– Возможно, он относится к тебе как к дочери? – немного неуверенно предположил Диз.
И отчего я сомневалась?
– С чего бы? К тому же с вашими милыми привычками лучше от этого не становится. Как поживает твой братоплемянник?
– Зейн? Что с ним будет? – свободной рукой Диз подцепил цепочку и посмотрел кулон на свет. – Если тебя именно это смущает, то тебе он его не покупал.
– А кому? – вырвалось у меня.
Из любопытства, честное слово. Только по этой причине.
– Флоренс.
– Твоей няне? – покопавшись в памяти, вспомнила я. – Они с Абигором…
– У них были сложные отношения.
– Будто с вами бывают другие, – буркнула я.
Золотистые блики и голубизна неба, проглядывающего сквозь тучи…
– Она забавляла его. Была одной из немногих, кто не боялся дать ему отпор. Я помню, что он по-своему о ней заботился…
Дарил книжные новинки и баснословно дорогие подвески. А потом избавился от нее, когда потребность в гувернантке для сына отпала. Потрясающая забота.
– И тебе до сих пор не кажется странным, что Абигор решил подарить мне украшение, оставшееся от его бывшей любовницы?! Я даже боюсь представить, на что он может намекать.
– Ты плохо знаешь отца, если так считаешь. – В его глазах появились смешинки. Или отблески камня так попали, растворившись в зелени. – Абигор не намекает. Он говорит открытым текстом. Или отрывает конечности.
Одна фраза, и весь мой запал как ветром сдуло. Холодным, жестким, отсутствовавшим на том балконе посреди темных очертаний башен и пепельно-серого неба.
– Не шути так, – попросила я. – Пожалуйста.
Потому что невозможно было не вспомнить скованные движения и искореженную руку.
– Ты ведь осознаешь, что мне не больно?
Все равно. Если кто-то научился не чувствовать боль, это не значит, что ее не было. Я пересела на подлокотник стула. В последний раз полюбовавшись подвеской, Диз кинул ее на бархат.
– Значит, не возьмешь?
– Ни за что! Отдай ее Соррелу, отправь вашим адским экспрессом или как вы всё туда доставляете, но я к ней даже не притронусь.
– Упрямая.
В его голосе не было осуждения. Восхищения тоже – просто констатация факта. Я пожала плечами. Какая есть. Но лучше упрямая и живая, чем покладистая и мертвая.
– Твой отец ведь не за этим послал сюда Соррела?
Рука легла мне на колено, пальцы медленно выводили на коже одному ему известные письмена.
– Не за этим, – признал Диз после
