пары три свиней.
Ну, об этом тебе нечего говорить: тебе хорошо известно было моё хозяйство. Но как, кум, пришла революция, так всё перевернулось кверху дном, но этого мало, что перевернули кверху дном, всю душу вытрясли и сделали её дырявой, как решето. А кто сделал-то, а? Ты думаешь, кум, сделали на людей похожие, а?. Нисколько. Сволочь какая-то, вроде твоего бывшего работника Акима. А теперь попробуй, подойди ты к этому он тебе покажет кузькину мать. Да что тебе, кум, говорить-то – ты его хорошо знаешь. – Отец не возражал крёстному, а только охал, сопел, да всё время растирал поясницу. А крестный всё больше и больше горячился (попади крёстному сейчас сосед – горло переест и кровь до капельки высосет): – Только выйду я из дому на улицу, и сосед из своей закуты тоже на улицу и стоит против меня, подкашливает, а когда прокашляется, повернёт ко мне рябую свою рожу и начнёт осклабляться: – Дядя Степан, а, дядя Степан, как весна-то ноне, хорошая будет? – Меня так всего и подмоет. Ну, думаю, сволочь, к чему-нибудь подъехать, подобраться норовит, но всю злобу – так вот и зарезал бы его – скрываю и тоже улыбаюсь: – Да, Господь её знает, должна бы быть хорошей, Василь Андроныч. – Тут отец захрипел, затряс бородой. – Ишь ты, кум, как его величаешь. Хе-хе. Это будет не тот самый Васька Коульбарс, который жил у помещика Ширяева телохранителем ещё в пятом году? – Крёстный радостно встрепенулся: – Так ты его знаешь? Он самый, сволочь! Здоровый верзила, носастый и с золотухой на шее, благодаря этой золотухи-то и на войну не пошёл, а то, всё может быть, там и остался бы… – Хе-хе, – скрипел отец и тряс рыжей бородой, – он в пятом году чуть барина, Николая Петровича, в могилу не вогнал, еле отлежался. Он, этот Васька-то, телохранителем служил у него и всюду его сопровождал. Едут они раз через вершину Суров, барин-то в откидной коляске, а Васька-то в седле за ним следом; видят, навстречу два волосатых студента идут и в руках свёртки держат. При виде этих студентов-то у Николая Петровича вся душа затряслась: подкатят, думает, один свёрточек под коляску и кончено всё[15]. Но ничего не сделали, а только очень внимательно посмотрели на барина и коляску пропустили, а Ваську остановили и, было, повели с ним такую речь: – А ну-ка скажи, любезный, какого будет режима твой барин?.. – А он, как услыхал „режима“, как дёрнет лошадь и пошёл за барином, а когда нагнал коляску, барин-то у него и спроси: – Что они с тобой, Василий, говорили? А он вместо того, чтобы сказать, что спрашивали: „какого режима“, бухнул: – Резать велели, ваша милость. – Тут барин не выдержал и так ахнул, что от страху случилось с ним страшно неудобное и его всего мокрого и вонючего привезли домой… А кучер коренную лошадь загнал насмерть. Вот какой он был прохвост. Хе-хе. – Это он нарочно переврал, – отставляя в сторону стакан, сказал крёстный и многозначительно добавил: – Сволочь! – (Сейчас крёстный был очень похож на Николая-угодника, и лысина у него блестела от капель пота.) – Теперь воля у них: что хотят, и делают, – хватаясь за поясницу, простонал отец. – Что же он
1 марта 1881 г. членами «Народной воли» был смертельно ранен император Александр П. Для осуществления террористического акта была использована бомба. После этого образ «студента» с «бомбой» занял прочное место в российском общественном мнении.
