полюбопытствовал даже сдержанный капитан Темпеста.
– К одной молоденькой христианке с этого острова, падрон, – отвечал Эль-Кадур. – Ради нее он и прекратил на столько времени военные действия против вас.
– Наверное, эта девушка или женщина очень хороша? – спросил лейтенант.
– Да, писаная красавица. Эта девушка – дочь одного из здешних синьоров, недавно убитого при взятии Никосии. Она попала в плен в один, кажется, день с синьором Ле-Гюсьером. Я бы не желал теперь быть на ее месте, потому что все войско требует ее смерти, видя в ней препятствие к продолжению военных действий.
– И ты думаешь, великий визирь уступит требованию своих воинов? – спросил капитан Темпеста.
– Думаю, что ему ничего больше не остается делать, падрон.
– Бедная девушка! – тоном сострадания произнес капитан Темпеста. – Неужели ее убьют?
– Наверное, – сказал араб. – А после этого вы должны ожидать самого ожесточенного нападения на крепость. Войску надоела эта долгая осада, оно теперь нахлынет на Фамагусту, как взбаламученное море во время бури, и все уничтожит на своем пути.
– Мы готовы принять господ турок, как они заслуживают, – гордо сказал капитан Темпеста. – Наши шпаги и кирасы еще крепки, а сердца не знают боязни.
Араб грустно покачал головой и глухо проговорил:
– Их слишком много, падрон.
– Ну, что ж такое! Зато мы за стенами крепости, и они, во всяком случае не нападут на нас врасплох.
– Об этом уж позабочусь я: сумею вовремя вас предупредить… Прикажешь мне вернуться туда, падрон?
Капитан Темпеста не ответил, очевидно, не расслышав этого вопроса. Облокотившись на парапет, он вслушивался в страшный рев турецкого войска и беспокойным взором следил за движениями факелов, точно производивших дикую пляску перед шатром великого визиря. Временами можно было различить отдельные крики, выделявшиеся из бури голосов, вроде, например, следующих:
– Смерть этой негодной рабыне!.. Мы требуем ее головы! …Уничтожить колдунью, опутавшую великого визиря! …Выдать ее нам!
Трубы, бубны и треск ружейных выстрелов не в силах были покрыть рева многотысячных орд. Казалось, мусульманский лагерь весь находился во власти неисчислимых легионов диких зверей, нахлынувших из африканских и азиатских пустынь.
– Так мне вернуться туда, падрон? – снова спросил араб.
Капитан Темпеста вздрогнул, точно пробудившись ото сна, и поспешил ответить:
– Да, да, ступай, мой добрый Эль-Кадур. Уходи, пока еще нет опасности, и не забудь, что я не успокоюсь до тех пор, пока ты не принесешь мне добрых вестей. Главное – узнай, где находится синьор Ле-Гюсьер. В нем все мое счастье.
По лицу араба пробежало облако невыразимой грусти, но он, как всегда, овладел своими чувствами и покорно сказал:
– Сделаю все, что только буду в силах, падрон, лишь бы на твоих устах зацвела улыбка счастья и глаза
