знаками и гримасами, чем словами, я понял, что он опасается прослушивания.
– Это возможно? – спросил я с большим сомнением.
– Только в один конец, – объяснил он. – Туда.
– Давно? – спросил я.
– Я в этом бизнесе уже несколько лет, – сказал он с важным видом. – Техника совершенствуется.
– Кто это придумал? – спросил я, и он показал наверх, но, как я догадался, это означало не Бог.
– Соседи, – прошептал он.
«Какие-такие соседи? Братья по разуму с далеких планет?» – подумал я. Люди моего поколения привыкли относиться ко всему такому скептически.
– Даже если ты шутишь, я скорее согласен, – произнес я, особенно не раздумывая. Ведь из нас двоих больше думал он, и так было всегда.
Он не только думал. Он задавал мне серьезные вопросы. Как будто можно ожидать ответа от верстового столба или от камня на пути? Вообще-то можно. Вот и в сказках про то же говорится: направо пойдешь, налево пойдешь… Что-то он понял, встретив меня, куда-то повернул, но этого я уже не видел. Ведь камням не положено оглядываться. У них и шеи нет. Их доля – тихо и грустно зарастать мхом. По крайней мере, до тех пор, пока одинокий путник не совершит полного оборота на своем пути и не вернется на прежнее место, с удивлением произнеся: я где-то уже видел точно такой же валун.
«Мы нужны друг другу, – подумал я тогда, подумал и теперь. – Ты мне симпатичен, а я тебе просто полезен. Со мной тебе зримее представлялись житейские невзгоды, мели и рифы. В моем присутствии тебе есть от чего оттолкнуться. Ну не говорить же в очередной раз, что „я с тобой готов был пойти в разведку“! Ты же спросишь: в какую именно из мировых разведок ты готов со мной пойти?»
Вся наша жизнь лет до двадцати – есть разведывание, осознавание. Поиск места, где можно себя применить. Мы, пожалуй, не были исключением. Юность – спецназ счастья. Мы были его тайными агентами до тех пор, пока нас не уволили, хорошо хоть не списали. Но не так уж многого в результате я добился в жизни, кое-что из того, что я вспоминаю, дал мне он. Как же мало он мне дал! До чего же он, двадцатилетний юноша, оказался жаден, прижимист и осторожен. Не до такой степени осторожен, как я, но тоже изрядно. Впрочем, возможно, это я должен был помочь ему, прикрыть его, дать знак, отвлечь огонь на себя. И не смог преодолеть амбиции, желание быть самым главным, лучшим, красивым, могучим, великим и ужасным. «Самым хорошим из всех плохих».
И дал он мне, если подумать, много. Он был моим добрым ангелом. Подарком, о котором я даже не мечтал, и который, по сути, не заметил, толком не разглядел. Вестником судьбы или самой судьбой? Скорее всего, этого мы так и не узнаем.
– Ты утверждаешь, что знаешь, как жить, и мне хочется в это верить. Хотя бы кто-нибудь знает, как именно надо, – сказал я ему в тот раз на прощанье.
Мы расстались, договорившись встретиться в ближайшее время, с тем, чтобы
