е внимание.
Из письменного стола высокопоставленного и влиятельного генерала были украдены важные документы, и до сих пор не удалось напасть на след преступника.
Образ действий вора являлся крайне загадочным. Генерал работал до позднего вечера у себя в кабинете, после чего запер бумаги в ящик письменного стола. Часа через два начался съезд гостей, так что квартира, за исключением рабочего кабинета, была полна народа, когда же генерал вошел в кабинет, чтобы снова приняться за работу, бумаг уже не было. Следовательно, они пропали в то самое время, когда дом был полон гостей.
Между тем в списке приглашенных были лишь офицеры и лица, которые не могли вызвать ни малейших подозрений.
Доктор Шпехт нетерпеливо провел рукой по лбу. И зачем только эти мысли лезли ему в голову! Ну их совсем! Разве он не ехал теперь в Софийский зал, где ему предстояло провести чудесный вечер?
Маленьким надушенным письмом ему назначали свидание. Не подлежало сомнению, что письмо было написано женщиной из высшего общества – на это указывали прямой, крупный почерк, изысканная бумага, своеобразный слог и едва уловимый нежный запах духов.
Странное приключение!.. Около недели назад он неожиданно получил письмо. Незнакомая женщина, подписавшаяся «Долорес», вдруг завязала с ним письменно странную болтовню. Почему? Потому, писала она, что ей скучно и что она слышала о нем как об умном, интересном человеке. Польщенный комиссар любезно ответил, что предпочитает личное свидание переписке. Но незнакомка и слышать об этом не хотела… Наконец пришла сегодняшняя записка с назначением свидания, и Шпехту предстояло увидеть воочию свою анонимную корреспондентку.
Экипаж остановился у зала, и звук отворяемой дверцы вывел комиссара из задумчивости. Осторожно, чтобы не запачкать новые лакированные сапоги, прыгнул через лужи на тротуаре и вошел в вестибюль. Здесь он мимоходом кивнул почтительно поклонившемуся ему агенту Губеру и смешался с толпой.
Его окружил хоровод масок.
Праздник был в полном разгаре. Шуршали шелка, сверкали бриллианты, за таинственными масками горели и смеялись красивые женские глаза… Смех, шепот, говор звучали вокруг, он на лету перехватывал веселые шутки, любезные взгляды. А там, около эстрады, должна была ждать его она…
С трудом удалось ему проложить себе дорогу к эстраде. Около ее ступенек он остановился и принялся ждать. Легкий удар веером по руке заставил его обернуться.
– Браво, доктор! Вы пунктуальны, как, впрочем, все, имеющие касательство к полиции.
Перед ним стояла высокая, стройная женщина, тщательно укутанная в тяжелое черное шелковое домино. Большие черные глаза ярко блестели в отверстиях маски.
Доктор Шпехт любезно поклонился.
– Долорес? – вопросительно произнес он.
Маска утвердительно кивнула.
– Надеюсь, мое появление не принесло с собой разочарования?
– Конечно нет! К тому же я тебя почти не вижу.
У маски вырвался высокомерный жест, но она овладела собой и тихо рассмеялась.
– Ах да… Я и забыла… маскарадный обычай говорить «ты». «Ты» – это ужасно забавно! Мы совсем не знаем друг друга и должны быть на «ты».
– Позволь, пожалуйста, – перебил доктор, – я тебя не знаю – это точно, но тебе-то я наверно знаком.
– Нет. Я вижу тебя сегодня в первый раз. Я знаю про тебя лишь то, что ты имеешь касательство к полиции. Впрочем, об этом ты сам говорил в своем письме.
– А я и того про тебя не знаю, а только предполагаю!
– Что же именно?
– Прежде всего то, что ты не искательница приключений. Затем думаю, что не ошибусь, если скажу, что ты женщина из общества, обладаешь большим вкусом, пожалуй, еще то, что ты иностранка и живешь в центре города.
– Откуда ты все это знаешь?
– Из твоих писем. У тебя попадаются обороты речи, которые не могут принадлежать венке. Все твои письма опущены в один и тот же почтовый ящик на углу Максимилиановской улицы. Следовательно, ты живешь где-нибудь поблизости. Впечатление же, которое производишь ты сама, вполне подтверждает выводы, сделанные мной на основании твоего почерка, бумаги, духов и прочих мелочей.
– О, да вы, полицейские, опасный народ, – тихо рассмеялось домино. – В каждом из вас сидит маленький Шерлок Холмс. А должно быть, интересно играть роль сыщика в деле, в котором лично заинтересован. Будь я мужчиной, я непременно бы занялась открытием какого-нибудь крупного таинственного преступления. Это должно страшно захватывать. Скажи, пожалуйста, ты не имеешь никакого касательства к этой… итальянской истории?
– Что ты хочешь сказать?
– Ах,
