чувствуется. Настолько сильная, что тяжесть почувствовал Артемка на затылке. Пожурил его вождь, но руку не убирает. Держит на затылке. Смотрит ему прямо в глаза. Что хочет сказать? Во всяком случае, ничего плохого, вождь ведь, отец целого народа. А руку все держит, уже шея затекла. Кажется, что клонит его голову вниз, под стол – но так только кажется, когда шея затекает. Минуту спустя рука уже кажется стальной, настолько велика ее тяжесть. Все-таки думал Артемка, что у вождя рука сильная, но чтобы настолько и в прямом смысле… Клонит все же голову его прямо под стол. И насколько силен и крепок молодой парень, а все же не выдерживает – и падает со стула с грохотом.
И в этот момент из-за тяжелых дубовых дверей столовой раздается хохот – часовые, что стоят к Генсеку в непосредственной близости, расхохотались от падения молодого парня.
– Что это? – не привыкший к такому Артемка интересуется у товарища Сталина. А может, внимание его переключает с себя на нерадивых часовых.
– Подсматривают.
– Да как же?!
– Правильно делают, вдруг, что со мной случится?
– А как же частная жизнь? Ну совсем вам ни покоя, ни отдыха…
– Да. Ты прав, – не отводя от него сурового черного взгляда, рассудил Сталин, убирая руку с затылка молодого охранника. – Надо запретить наблюдение. В конце концов, что я, арестованный что ли или Наполеон на Елене?
– На какой Елене?
– На святой.
Когда Артемка выходил из столовой, оба часовых рассмеялись ему в глаза.
– Чего вы? Ну свалился с непривычки, ну так что?
– Ничего. Ты и впрямь с непривычки.
– Да в чем дело-то?! – волнуется уже Артемка.
– А ты сам не понимаешь, чего вождь от тебя хотел?
– Нет.
– А что обычно делают под столом?
– Ну если кто что уронит…
– А если нет?
– Тогда не знаю.
– У тебя в вашей деревне девка-то была?
– А как же.
– Так вот ты с ней по ночам что делаешь?
– Ну…
– Ты когда за столом ужинаешь, она под стол залезает?
– Зачем?
– Ну дурак… Сосать!
– Леденец?
– Да, леденец, который у тебя в штанах!
Такие слова ударили Артемку обухом по голове. Он не спал всю ночь, просто представляя себе, что его мужское достоинство может какая-либо девушка в рот взять. Он не думал о своих ощущениях в данный момент, он думал только о том, насколько развратной должна быть такая девица. У них, в Горьком, таких днем с огнем отыскать нельзя было. Все-таки правильно говорили наезжавшие из Москвы земляки его, что нравы в столице выглядят просто ужасающе. Мысль о том, что нечто подобное хоть в какой-то мере могло быть свойственно товарищу Сталину, могла закрасться в голову только сумасшедшему. С такими мыслями Артемка
