что мне «медведь на ухо наступил», нет у меня к музыке таланта. – а в голове продолжали крутиться мысли: – Исконно русским деревом берёза считается. Спору нет, красивы берёзки! И пользы много от этого дерева. И береста, и дёготь и для дров лучше всего. Но от липы пользы намного больше. Вся Россия крестьянская, до революции в лаптях ходила. А лапти из лыка делали. Половина домов была лубом крыта. Что уж там, и Митькин дом был лубом крыт, уже на Митькиной памяти отец крышу шифером перекрыл, – Митька хихикнул, вспомнив как отец сделал для него «горку», поставив под наклоном лубок, снятый с крыши. Митька покатался с него полдня, но решил другой поставить. И не заметил в лубке гвоздик. Рассадил и ляжку, и задницу, и трусы надвое порвал. – а для бани? Что может быть лучше мочалки из лыка? – Митька поднял взгляд на остров, причаленный к берегу, – вот и остров этот благодаря липе образовался. В озере издавна лубок липовый вымачивали, оставался мусор. Он в кучку сбился, земли на него ветром нанесло, семян. Так и плавал по озеру островок, заросший осинником.
Закончив вырезать свистульки, Митька вытащил прихваченную с собой книжку. Это была книга рассказов Джека Лондона. За чтением незаметно подкралась дремота, и Митька уснул, видя во сне как он с Малышом и Смоком, штурмует Чесапикский перевал.
Проснулся Митька от ощущения чужого взгляда. Приоткрыл один глаз. На горизонтальной ветви, прямо над его головой, лежала большая пятнистая кошка и пристально разглядывала его жёлтыми глазами. Митька приоткрыл второй глаз, пригляделся. Увидел кисточки на ушах.
– Тудыть твою! Это ж рысь!
Кошка, словно поняв что её разглядывают, потянулась мурлыкнув. Вытянула левую переднюю лапу, стала вылизывать её розовым языком. Из подушечек на лапе вылезли когти.
– Ого! Когтищи-то! Сантиметра четыре длиной!
Рысь, продолжая красоваться, поднялась, выгнула спину. Сделав несколько шагов по ветке, спрыгнула в подлесок.
– Вот это да! Зимой теперь осторожнее надо будет сюда на лыжах бегать!
Вечером Митька подошёл к отцу, стругавшему что-то за верстаком. Дождавшись когда отец прервётся на перекур, сказал:
– Пап, я сегодня рысь видел.
– Не выдумывай. Небось кошку одичавшую встретил.
– Не, пап. Рысь. С кисточками на ушах, когти в мой палец.
– Ну может быть. Хотя про рысей с войны не слышно было. Но лес большой, границ в нём нет. Может из-за Урала приблудилась. Зверьё в здешних местах перед войной изрядно повывели. Тогда ведь в каждой семье ружьишко было, а то и винтарь под застрехой припрятан. Охотились люди. А в войну ружья поотбирали у всех. Зверьё расплодилось. Волки по улицам бегали, да и рысей говорят часто видели. После войны народ опять ружьями обзавелся, и за волков убитых власти премии давали. Пропало зверьё. А сейчас опять прижали народ. Охотиться мало стали, зверьё опять расплодилось. Может и рыси появились. Сильно испугался-то?
– Немного
