и девчонка почти прорычала в ответ – столько злости было в ее голосе:
– Понятно!
И осеклась тревожно, виновато, с удивлением посмотрела на свои сжавшиеся кулаки.
Макс молча отступил от нее на пару шагов. Всмотрелся. Там, где раньше было серое мельтешение, полыхало яркое, почти белое пламя Рудлогов. За ним даже видно ничего не было. Полыхало ослепительно и вкусно – у Тротта аж во рту пересохло, и он мгновенно опустил на себя несколько щитов и только после этого смог набрать в легкие воздух.
Вот как выглядит новорожденный первозданный огонь, оказывается.
Клетка ауры, ярко-алая, переливающаяся текучим огнем, поднималась высоко, выше потолка аудитории, и под ней медленно, как тонкие хлопья пепла над костром, двигались вверх родовые знаки. В области матки пламя набирало мощь, интенсивность и казалось почти синеватым. Видимый ранее слабенький магический дар за этим сиянием просто не был заметен.
Он моргнул и вернулся к привычному зрению. Принцесса смотрела на него с настороженностью.
– У вас проснулась родовая магия? – спросил Макс с почти хищным любопытством и бестактностью исследователя. – Что это спровоцировало? Есть отличия в ощущениях?
Алина удивленно посмотрела на него и покраснела.
– Извините, п-профессор, это мое личное дело. И семейный секрет. Я не могу об этом рассказывать.
Он хмурился, разглядывая ее, сопоставлял. Ну конечно же. Нашел о чем спрашивать. Снова потер пальцами висок и отодвинул стул. Сел.
– Я даю вам последнюю возможность передумать, Богуславская.
Она грустно качнула головой.
– Профессор Тротт… не могу. Я должна. Теперь – тем более. Это ведь вы вчера помогли мне с физкультурой?
– Что за чушь взбрела вам в голову? – поинтересовался он ледяным тоном.
– Вы! – сказала она упрямо, заглядывая ему в глаза. – Больше некому! Я бы не сдала сама. Зачем?
– Алина, – процедил он, – вы слишком хорошего обо мне мнения. Кто бы вам ни помог, я искренне об этом жалею. Вы удивительно навязчивы.
Она еще пару секунд всматривалась в него, затем моргнула, насупилась и отвернулась. Неловко завозилась, в тишине стягивая со спины рюкзак, села за первую парту, оперлась локтями о столешницу и подняла на него серьезные зеленые глаза.
– Задавайте вопросы, профессор. Я готова.
Он гонял ее по курсу так, будто мстил за свою слабость.
На пределе сил, видя, как она бледнеет, и не останавливаясь. Задавал сложнейшие формулы и с насмешкой смотрел, как усердно она, не поднимая на него глаз, закусив губу, шевелит неловкими пальцами, создавая плетения. Через десять минут Богуславская поднялась – рукам не хватало пространства. Над губой проступили капельки пота – она слизнула их, сняла жакет и, прикрыв глаза, продолжила рисовать нужные рисунки, задействуя нужные нити, и даже ногой притоптывала, словно задавая ритм движению рук. Натягивалась
