неделями в постели лежат, – пробурчал он, – а вы уже скачете. Вам нельзя напрягаться. Хотите поскорее встать на ноги – не мешайте лечению. Что вы делаете?
– Я сейчас, доктор, – вежливо произнес Игорь, вставая. Проковылял мимо хмурого врача, открыл дверь, добрел до палаты Люджины, заглянул туда и медленно потащился обратно. Она спала.
– А спросить? – с невозмутимой иронией поинтересовался врач. – У вас время сна и бодрствования не совпадает. Вы спите – она просыпается. Все нормально, идет на поправку.
– Я сам увидеть хотел, – объяснил Стрелковский, растягиваясь на койке. – Зовите вашего виталиста, доктор, не буду больше нарушать режим.
Полковнику опять вкололи какой-то болезненный укол, намазали грудь и плечи прохладной, приятно пахнущей травой мазью – и виталист отправил его в сон.
На следующий день Игорь терпеливо перенес все процедуры, но вместо того чтобы спать, как этого требовал организм, упорно потащился до палаты напарницы. Открыл дверь. Капитан наконец-то бодрствовала – сидела в койке, опираясь на спинку, и из большой кружки пила чай, периодически откусывая от огромного куска вкусно пахнущего пирога. Вся палата была уставлена цветами – так много было их, что на светлых стенах и полу плясали разноцветные отблески. И запах стоял сладковато-горький, цветочно-лекарственный. Стрелковский так изумился, что даже поздороваться забыл.
– А это откуда?
– А это, шеф, ко мне берманские гвардейцы ходят, – с иронией ответила Дробжек. Голос ее был слабым, к вене шла трубка капельницы. – Носят цветы, пироги. Кто хвалит, кто замуж зовет. Один даже с матерью пришел, в два голоса уговаривали.
– А вы? – поинтересовался Игорь небрежно, подходя к кровати. Прямо рядом с напарницей, на тумбочке стояло блюдо с большим яблочным пирогом.
– А я отказала, – в тон ему сообщила Люджина. Потянулась, похрустела тонкими кистями. – Поскорее бы уже в силу войти и уехать отсюда, Игорь Иванович. Сил нет лежать больше. Короля-то спасли, слышали?
– Слышал, – хмуро сказал Игорь. Огляделся, взял стул, сел вплотную к кровати, вглядываясь в бледное лицо напарницы. Выглядела она довольно бодро, несмотря на заострившиеся скулы и синяки под глазами, и отросшие черные волосы, взъерошенные после сна, делали ее похожей на ежа. – И про ее величество слышал. Свенсен приходил, рассказал.
Напарница внимательно взглянула на него.
– Себя вините, шеф? Вы думаете, если бы были рядом, смогли бы помешать?
Игорь помолчал.
– Полина, – произнес он суховато, – это моя ответственность перед той, кому я служил. И мой личный долг. С которым я не справился.
Люджина словно потускнела, положила пирог на тарелку.
– Вы сделали всё, что было в ваших силах, Игорь Иванович, – медленно и осторожно сказала она. – Откуда у вас к сорока семи годам столько остаточного перфекционизма? И, знаете, я почему-то уверена, что
