была под одеялом, но они ее сдвинули и увидели свастику. Вот один из хиппи достает из рюкзака сотовый телефон… ничего себе хиппи… и звонит, наверное, в 911. Ага… говорит: «Без сознания». На Скво-мидоу, на горе Шаста. Скорую. Теперь говорит она – два слова? «Войу, войу!» – произносит она, не открывая глаз. Ох! У нее останавливается сердце. Она мертва, я выхожу. Все исчезло.
Лепидопт нажал кнопку «стоп» и медленно встал. Да, думал он, это была она. Мы ее наконец нашли, как раз в момент смерти.
Он вернулся в гостиную.
– Можно, я тоже пойду? – спросил старый Сэм Глатцер, вставая с дивана. – Я еще не обедал.
Лепидопт остановился и взглянул на него через плечо. Глатцер напоминал ему усталого старика из анекдота, для которого друзья заказали на день рождения ослепительную проститутку. «Я пришла, чтобы подарить вам суп-пер-секс!» – восклицает та, когда он открывает дверь, а старик сварливо отвечает: «Возьму только суп».
Но дальновидцем он был хорошим и одним из самых надежных саяним – евреев, которые, не числясь в службе, успешно и без шума помогали в операциях Моссада на благо Израиля. Сэм ушел на пенсию из спонсировавшегося ЦРУ аналитического центра при Стэнфордском исследовательском институте в Менло-Парке под Сан-Франциско, он был вдовцом, детей у него не было; и Лепидопт уверял себя, что старику приятно снова вернуться к технике ясновидения, первопроходцем которой он сам был в 1972 году. К тому же за последние несколько лет Глатцер с Лепидоптом, сидя на таких вот явочных квартирах, сыграли немало шахматных партий, и Лепидопт полагал, что старику они в радость, помогая ему развеяться после напряжения или скуки его нынешней жизни.
– Простите, Сэм, – ответил он, разводя руками, – но я все же думаю, нам следует промониторить «голографическую» линию 24 часа подряд. До завтрашнего полудня. Я пошлю за едой Эрни, он принесет вам все, что захотите. «Я возьму суп», – подумал он.
– Хорошая мысль, – вставил Боззарис, оторвавшись от клавиатуры. – Пиццу?
Боззарис не соблюдал пищевых запретов и не ограничивал себя в трефной еде.
– Все что он захочет, – сказал ему Лепидопт. – И бери на троих – Берт должен скоро вернуться.
Берт Малк тоже не утруждал себя выбором кошерной пищи.
Остановились на тако и энчилада, и Боззарис пошел за провизией. Глатцер снова уснул на диване, а Лепидопт сел в кресло у стены рядом с дверью, потому что низкое солнце било в окно с фасада, и почти завистливо посмотрел на Глатцера.
Вдовец, детей нет. Ему пришло в голову, что если Глатцер испустит дух на этом самом диване, ни один человек не будет убит горем, разве что сам Лепидопт лишится друга и шахматного партнера. Ему вспомнились строчки из стихотворения Айвора Уинтерса: «На миг прельстился я, и вот есть у меня жена и дети…»
У Лепидопта в Тель-Авиве остались жена и одиннадцатилетний сын. Скажи кто его сыну, Луису, что его отец работает в Голливуде, мальчишка умер бы от зависти. А Дебора стала бы
