завтра, потому что тебе уже очень мучительно. Уже умом, душой, духом чувствуешь: «Ну, все». И вот тогда – у меня несколько раз такое было – вдруг подымается страх биологический. Начинает бунтовать тело, тело не хочет умирать. Это очень резкая волна страха, на грани паники. И ее надо очень твердо и сразу душить. Это возможно. В общем, мы все будем помирать, и мы должны знать об этом – будет этот взрыв биологической паники тела. И нужно постараться взять себя в руки, успокоиться. Молитвой лучше всего. Я читала «Богородице Дево, радуйся».
– Я так понимаю, что в вашей политзоне именно за веру никто не сидел, но люди были верующие и в вере крепкие…
– Да, например, с пани Ядвигой была потрясающая история. Она католичка, и ей в письмах присылали облатки (католики облатками причащаются). Такую облатку она хранила, чтобы на Пасху причаститься. А тут как раз был какой-то идеологический обыск. Меня не было в это время в зоне, я, по своему обыкновению, была в карцере, мне потом дамы наши рассказывали. Так вот, ворвались эти красавцы, и наши почувствовали, что будет какая-то серьезная беда, потому что они перед особо свирепыми обысками всегда напивались – иначе не могли этого делать. И вот они эту облатку пани Ядвиги нашли, кинули на пол и топтали сапогами. Такой был антирелигиозный погром. В общем, возвращаюсь я из карцера, а мне говорят: «А пани Ядвига теперь молчит. И собирается молчать год». Оказывается, после этого случая она сказала, что берет на себя покаяние, поскольку слаба и стара и не смогла воспрепятствовать надругательству над святыней. И наша пани Ядвига, весьма любившая поболтать и всех поучить жизни, выдержала год молчания! Уж про кого-кого, а про нее и представить такого невозможно было. Но выдержала! Вот какие были характеры.
– А был ли для вас в лагере какой-то ценный опыт, который был только там и больше не повторялся?
– Знаете, таких снов, как там, особенно во время голодовки, мне больше никогда не снилось. Какую музыку я слышала!.. А если серьезно, наверное, вот что очень важно. Многие знают, что есть такие периоды, которые богословы называют богооставленностью. Вот когда молишься, а обратной связи не чувствуешь, как в песок. Знаете, в зоне такого не бывает. Там Божья рука все время на плече. Там ты и в одиночке в одиночестве не будешь. Уж я по тем одиночкам насиделась! Я знаю, что говорю. Это даровано! Бог там все время рядом.
Я вообще Библию в первый раз прочитала в 23 года – мне дали ее на неделю. И меня тогда совершенно потрясло, как в истории про Иова тот требовал у Бога отчет, по каким причинам все это с ним произошло. И вот с ним, который на грани смерти, которому говорят: «Да похули уже Бога и умри, наконец!» – Бог начинает говорить. И что Бог ему говорит? Он рассказывает Иову про бегемота. Там целая ода бегемоту из уст Бога. Бог рядом с умирающим, полуживым, истерзанным Иовом рассказывает ему про бегемота!.. И вот я с тех пор, когда мне очень-очень плохо – а у меня бывали такие ситуации, когда вообще не знаешь, что дальше, и будет ли какое-то дальше, когда уже и молиться нет сил, – я говорю: «Господи, побудь со мной
