юбкой именно той самой женщины, которая привлекла мое внимание, а сейчас уставились на меня.
«С чего бы это? – сразу насторожился я. – Узнали?»
Сделав вид, словно интересуюсь вывесками, бросил несколько взглядов по сторонам и тут же все понял. Женщина, на которую глазели эти оболтусы, остановившись на пороге магазина, в этот самый момент откровенно и в какой-то мере нагло рассматривала меня. Эта женщина знала себе цену. Ее открытая блузка просто манила обнаженными плечами и скрывающейся под ней высокой грудью. Она относилась к тому типу женщин-самок, которых сразу хотелось завалить в кровать. Зная об этом, она сейчас этим откровенно пользовалась, заставив меня на какое-то время забыть обо всем. Во мне просто росло неуемное желание впиться губами в ее влажные, полные губы, ощутить под руками крутые бедра…
«Провались ты!..»
Усилием воли отогнав несвоевременные мысли, я повернул лошадь к салуну, снова мазнув взглядом по стоявшей тесной группкой троице. Их взгляды не предвещали ничего хорошего, настолько они были напряженные и злые. Быстро отведя взгляд, чтобы не раздражать их, я соскочил с лошади, передав поводья подскочившему ко мне вихрастому мальчишке, и сразу стал подниматься по ступеням.
– Доллар в день, сэр! – крикнул паренек мне уже в спину. Не оборачиваясь, согласно кивнул ему головой, одновременно толкая двухстворчатую дверь салуна. Моим глазам предстала длинная полированная стойка, за которой стоял бармен. За его спиной находился зеркальный буфет с полками, уставленными в несколько рядов бутылками. Пол был посыпан стружкой. В зале стояло полтора десятка столов со стульями. У дальней глухой стены был сколочен помост, на котором стояло обшарпанное пианино и табурет, на котором сейчас восседал маленький всклокоченный человечек, в данный момент разминавший пальцы. Над инструментом на стене висела доска с грубо намалеванными буквами: «Не стреляйте в пианиста. Он играет, как умеет». На крышке пианино стояло два подсвечника и бутылка виски с нехитрой закуской. С потолка на грубой цепи свисало подобие люстры с двумя десятками свечей. Сначала у меня мелькнула мысль о тележном колесе, но приглядевшись, понял, что это не так: «произведение искусства» явно была выковано местным кузнецом, судя по ее «изящной» отделке. Пробежав взглядом по салуну, я перешел к его посетителям. Группа покрытых пылью ковбоев, громко и возбужденно беседовавших до моего прихода, чему явно способствовали две бутылки виски, стоявшие перед ними на столе, сейчас замолкли и разглядывали меня, одновременно пытаясь понять, что собой представляет этот чужак. Благодаря встрече с ковбоями-перегонщиками, я уже мог отличать их по виду от остальных профессий этого века. Четыре картежника, занявшие столик у окна, меня также не заинтересовали, хотя бы потому, что имели большие животы и не имели на груди шерифских звезд, зато три человека, стоящих у стойки, наоборот, привлекли мое особенное внимание. Рядом с двумя мужчинами, с обветренными и опаленными солнцем лицами, стояли винтовки,
