открыть. А когда сделала это, то обнаружила в ней деньги. Рядом лежала записка. Почерк был ровным, разборчивым и даже красивым. Я поняла, что писал Виталик. Он благодарил за чудесный ужин, ровно теми же словами, что и вчера вечером, а еще сообщал, что считал себя обязанным компенсировать мне затраты.
Я испытала очень странное чувство, когда читала его обращение ко мне. Не бралась точно определить его характер, слова нужного подобрать не получалось. Но тревогу я ощущала. Это точно. И еще меня как лихорадило в тот день, а вечером взяла и снова приготовила общий ужин. Ему сказала, что он оставил слишком много денег, вот и решила их потратить на общее благо. Вот так, я и одела себе на шею ярмо домашней хозяйки, хоть совсем и не была женой этому мужчине. Что это было? Моя непроходимая тупость? Или извечный природный инстинкт женщин, пробудившийся и во мне? Сказать было трудно. Но в коробке с тех пор деньги не переводились, а я каждый день, хоть какое время, но стояла у плиты.
А дальше было больше. Наступила осень, и похолодало как-то уж резко. Я перемен погоды не опасалась. Была готова к любым изменениям и напастям. У меня была и куртка, и дубленка, и шубка. Обувь тоже у меня была на все случаи жизни. Да что там я, даже у Ричарда имелись ботинки, а комбинезонов целых три. А вот наряд Виталика вызывал в моей душе смутную тревогу. Он у него был один на все погоды, в виде старой и поношенной куртки, и еще имелись довольно растоптанные кроссовки. Больше мне ничего не довелось у него заметить. И вот, я не удержалась, стало жалко видеть его каждый вечер с красным носом и руками, и уговорила подобрать ему более подходящую к сезону одежду.
– Обычно мне мама все покупала. – Засмущался он в ответ на мое предложение. – Но если тебя, Шурочка, не затруднит…
И вот мы отправились в магазин ему за новой одеждой. Провели там не менее нескольких часов, намучались, конечно, но результатом оба остались довольны. Он радовался своему новому облику в дубленке и теплой обуви, но еще и смущался. Я была просто довольна, что смогла почти, что сделать из него нормального человека. В обновах даже его сутулость не бросалась настолько в глаза, и, вроде бы, походка сделалась более мужественной, не так шаркал и загребал ногами. Я где-то слышала, что при хорошей женщине и мужчина может стать человеком, и в тот момент была склонна верить этому высказыванию.
Шло время, мы продолжали делить крышу над головами. День за днем вместе ужинали. Однажды вечером, поджидая его с работы, я подошла к окну и посмотрела вниз. Виталик как раз высадился из маршрутки. Его долговязая фигура особенно бросалась в глаза среди нескольких мужчин среднего роста и довольно упитанных комплекций, вместе с ним высадившихся на нашем перекрестке.
– Кормлю, кормлю… – пробурчала я себе под нос, наблюдая за его передвижениями в сторону дома. – А толка все нет. Самый худой, вон. Ну, прямо как журавль идет.
Тут он и поднял голову и стал шарить глазами по окнам. Я была уверена, что он меня заметил. Оттого
