«Сколь велик, – говорит он же, – кто обретет премудрость! Но нет больше боящегося Господа».
Но должно ж знать, что все бы боялися Господа, если б могли узнать себя. Коль долго Павел не знал себя? Наконец, немного вникнув в себя и услышав глас Господен, сказал: «Господи, ты кто? Что мне велишь делать?» И сему говорит: «Восстань и войди во град». Будто Павлу не доводилось быть во граде, да все ж, однако ж, ничего. Но чуть ли се не тот град, о коем приточник: «Брат от брата помогаемый, как град тверд и высок, укрепляется же, как основанное царство». Кто ж не знает, что творящих волю Божию называет Христос братами своими? Там-де, во граде, скажется тебе, как поступать? А что ж есть воля Божия, если не закон? А закон что такое, если не власть и царство? И если Павел сказывает: «Вы есть храм Бога живого», то для чего нельзя сказать: «Вы есть град Бога живого»? Давид град Божий и гору его за одно вместе ставит: «Во граде Бога нашего, в горе святой его».
Но если Бог говорит, что Сион со мною есть, то и град его с ним же, и дом, и храм его. «И наречешься, – говорит Исайя, – град Господен, Сион святого Израилева». Удивительно было б, когда б Бог любящих волю его и творящих не назвал градом своим, назвав их у Исайи новыми небесами и новой землею. Все то есть жилье Божие.
А ты одно старайся: узнать себя. Как ты сделаешься местом Богу, не слушая нетленного гласа его? Как можешь слышать, не узнав Бога? Как узнаешь, не сыскав его? Как же сыщешь, не распознав себя самого? Правда, что хвалится Павел человеком каким-то, но он сыскал его внутри себя: «Не живу я, но живет во мне Христос». А каким образом себя познавать?
И говорено уже, и Аввакум там же вдруг учит: «Посреди двух животных познан будешь». Видишь, что то же говорит, что Аврааму Бог: «Возьми мне юницу трехлетнюю…» Авраам догадался, растесал на половины ее. Многие подумали бы, что Авраам вздор и чепуху плетет. Никак! Авраам очень догадлив. Он слышит, чего себе хочет Бог в посвящение: «Святи их во истине твоей, слово твое истина есть». Кто ж может сказать, чтоб в посвящение себе, то есть в познание истины своей, требовал Господь от своего Авраама волов, овец, тельцов, козлов? Не чепуха ли се? Да и чем разнится от скотов и зверей человек, не узнавший себя? Ведь слышим Давида, что человек, в чести бесспорно находясь, но не понимая находящегося в себе великолепного царствия Божия, совсем тем скотом сделался, не разумея истины Господней. Агнец, например, жареный и в собрании истину любящих, и союзом блаженной любви связанных приятелей едомый может церемонию делать, то есть тайно назнаменовать и в догадку разум наш приводить, что человек ради благополучия своего должен себя посвятить Богу, то есть отдать на искание и жвание точной истины.
Но се одна только церемония, то есть узел и тайный значок. Если ж мы этой шелухи, или корки, не проницаем догадкою, а, не разумея, следовательно, не исполняем, в то время уже церемония, как орех без зерна, пуста. А для чего? Для того, что не приводит мыслей к тому центру, для показания которого она и родилась.
