ктуальной издательской системе Ridero
1
Незаметно прошел и 3017 год. Клонированные монархи служили неделями – вахтовым методом, на досуге занимались огородом, частной жизнью. Идеи, даже нелепые, воплощаются со временем.
Академик вздохнул, закрывая отчет о дегустации продуктов Александром ХХYII. Августейшие особи выделялись гордой посадкой головы, осанкой, особым чутьем к жизнеобеспечивающим решениям. И еще, они были единодушны. Если кто-то из них накладывал вето, обозначив предложение словом «Ересь», другие в свой черед отметали заявки технократов. В них не было корысти, – роскошь их не удивляла, не будила злых помыслов. Именно они озвучили замену: «деньги – товар – деньги» на принцип – «пропитание – труд – пропитание», ибо золото есть не будешь, а порошковое питание считали вынужденным неудобством.
Генетическая память сработала, но не так скоро, как остро стоял вопрос о возвращении к натуральной пище. Первый этап реставрации занял триста лет. И система заработала. Конечно, разрушаемое тысячелетиями равновесие в природе трудно возродить ультра формулой. После эпохи морального безумия, нашествий и катастроф всякого рода, жизнь продолжалась на островках научных городков… Обломки рухнувших зданий слегка шевелились, оседали, словно кто-то давил скорлупу, вздымая белые пыльные ветерки. Генетически модифицированные продукты кальцинировали кожу. Никто не убирал «гипсовые фигуры», – некому, да и некогда. Стихия текущих проблемам только нарастала.
Кошачий бог отозвал с улицы своих солдат на радугу. На крыше дорогой машины сидела трехцветная кошка и умывалась, никак не реагируя на потоки серо-черных крыс, которые аккуратно обтекали препятствие. Заметив это, человек направил робота, но кошка нырнула в открытый люк за котятами. Один был рыжим, второй – черным, третий – белым, четвертый, наконец-то, трехцветным с черной маской вокруг правого глаза. Корзинку подняли через окно, люди были счастливы… им выпало жить, – дом с замурованными окнами подвалов и первых этажей теперь под надежной охраной…
2
Сегодня Академик принимал пополнение аспирантов из провинций и увидел свою будущую жену.
– Господи! Какой же стервой она была!
Он так больше и не женился ни разу. 75 лет брака отравили его на всю оставшуюся… Следует связаться с младшим, спросить, – зачем он ее клонировал, если было решено – уже не экспериментировать в этой области… Отправить экземпляр назад…
Он смотрел сквозь стекло на фиолетовое небо ночи. На подоконнике равнодушно зевал сибирский кот… С него-то все и началось, когда он подобрал пищащий комочек и принес домой, отмыл, выкармливал, лечил… А жена орала и орала, хотя уже была матерью и могла бы проявить человеческие чувства к несчастному существу или просто из уважения к ученому и мужу. Никакой нужды она никогда не испытывала, когда вокруг мир просто рушился. Стервака!
Тогда-то он вызвал техподдержку для установки бронированной двери в свой кабинет, чтобы она не причинила найденышу зла. Да, он помыл крошечное создание на своей ладони, подсушил немного ее феном, стащил ее пинцет и полночи вытаскивал кровососущих с тщедушной шеи пригревшегося котюшонка… Вероятно, это последнее уличное животное, которое было спасено.
3
В те смутные времена велась непримиримая борьба в мегаполисах. Подвалы и крыши стали недоступны для кошек, их травили так же, как и собак. Дворники посыпали тротуары от наледи бетонной крошкой (вместо песка и соли), птицы слетались и склевывали, думая, что это корм, падали камнем. Нашествие разнокалиберных бабочек возвели в ранг праздника, но праздник порхающих бабочек затянулся. Насекомые, словно тучи накрыли парки, оставляя голые ветки. После короткого триумфа городских властей началась пандемия крысиной чумы. Порою и хоронить было некого, даже мумию в мавзолее сожрали. Крысы умны, и не трогали падающих птиц, и не шли в дома, где были кошки.
Экологическая катастрофа прошла точку невозврата, впрочем, все шло обыденно. Мировые новостные программы кричали об ужасах, но голоса каналов постепенно стихали. Ученые не сразу обратили внимание на тишину, работа продолжалась. Запас прочности у природы возможно неисчерпаем. То, что видел академик, чем он экспериментировал, трудно понять. Он чувствовал, что надо попробовать так, а не иначе.
Это сработало сначала на умирающем котенке. Утром он плохо помнил, какую смесь из порошков он вкапывал ему на белый шершавый язычок. И даже не рискнул взять анализ у него, оставил напитое кровью насекомое в склянке, чтобы разобраться в составе. Проснулся с восходом солнца бодрый и удивленный, котик вылизывался и явно подрос. Академик рассмеялся как в детстве:
– Так ты котик! И хитрый котик, надо дать тебе имя. Может быть, Барсик? —
Он вышел из заточения, прокрался на кухню, в доме все
