тюркского союза. Руководители среднеазиатских республик (не афишируя этого факта) уже вели соответствующие консультации.
В то же время и я, и Ельцин хорошо понимали: Горбачев был прав, утверждая, что полная дезинтеграция Союза может уничтожить национальные экономики. Народное хозяйство СССР существовало по пресловутому принципу рационального расположения продуктивных сил. Ни одна республика не имела замкнутого производственного цикла в какой-либо сфере. Предприятия на территориях новых суверенных стран были объединены друг с другом многочисленными и сложными связями, формировавшимися десятилетиями. Мы понимали: идею об экономическом сотрудничестве следует поддержать. Поэтому, решительно отказываясь от парафирования нового Союзного договора, Украина все же присоединилась к соглашению об экономическом содружестве: по моему поручению глава украинского правительства Витольд Фокин подписал соответствующий документ. После продолжительных переговоров мы с Ельциным и Шушкевичем пришли к выводу, что СССР обречен и его необходимо заменить временной надгосударственной структурой. Подобная уния, по нашему мнению, позволила бы бывшим советским республикам не так мучительно пережить процесс формирования собственных властных институтов и создания самостоятельных национальных экономик. Участие центра в этом процессе нам казалось неуместным – Горбачев уже (с учетом последних политических событий) не представлял никого, кроме самого себя.
Меня нередко спрашивают, почему Ельцин (человек, известный своими проимперскими взглядами) все же сыграл столь значительную роль в развале советской империи. Я не вижу здесь противоречий. Во-первых, все мы понимали, что Союз непременно погибнет. Говорить можно было только о сроках и последствиях. Процесс развала шел уже давно, а конец мог оказаться, без преувеличения, жутким. Естественно, каждый руководитель мечтал, чтобы возглавляемая им республика вышла из этого геополитического переплета с минимальными потерями. И Ельцин не был исключением. К тому же он, как по мне, надеялся, что новое образование станет тем универсальным рычагом, с помощью которого он будет контролировать остальные республики. Несомненно, Ельцин рассчитывал, что Москва и в дальнейшем будет доминировать на одной шестой земного шара. И никогда этого не скрывал. Где бы мы впоследствии ни встречались на многочисленных мероприятиях под эгидой СНГ, он всюду чувствовал себя полновластным хозяином. Складывалось впечатление, что Борис Николаевич не допускает и мысли о хотя бы формальном равенстве стран, входящих в состав Содружества. Ельцин всегда стремился к этому – доминировать, влиять, контролировать. Но он вовсе не хотел, чтобы у него болела голова по поводу многочисленных проблем каждой отдельной республики. Поэтому в развале федерации, в повышении самостоятельности новых суверенных образований он был, безусловно, заинтересован. Тем более что это укрепляло его личную власть
