«Пока горит свеча…» Очерки по истории кафедры зоологии беспозвоночных Московского государственного университета. В. В. Малахов

      Слово «свобода» всегда написано на знамени всех революций, независимо от их реального содержания. Большевистский переворот не был исключением. Под лозунгам «освобождения трудящихся» российское общество шагнуло в царство чудовищной несвободы, перед которой даже жизнь в дореволюционной России выглядела верхом либерализма. На несколько десятилетий страна была лишена всех институтов демократии – выборов, независимого суда, свободной прессы и т. д. Откровенно высказывать свое мнение о порядках в стране стало невозможно, а в 1930-1940-е годы – смертельно опасно. Неосторожного разговора с приятелем могло быть достаточным для того, чтобы получить «десять лет без права переписки» (на деле это означало расстрел в застенках НКВД) или погибнуть от непосильного труда в лагере. ГУЛАГ нуждался в постоянном пополнении, и 4 миллиона доносов, написанных бдительными гражданами на соседей по коммунальной квартире и сослуживцев, были неплохим подспорьем для доблестных органов НКВД, озабоченных своевременной поставкой рабов на государственную каторгу. Принятая в 1936 г. «самая демократическая в мире» конституция «была не предназначена для применения». С середины 1920-х годов в стране стала действовать все более жесткая идеологическая цензура, охватывающая все средства массовой информацию, искусство и даже научные публикации. Выдержанные в духе «социалистического реализма» произведения литературы, кинофильмы и спектакли описывали проблемы и ситуации, которых не было в реальной жизни, а подлинно художественные произведения объявлялись нетипичными, формалистическими и запрещались к публикации. Несколько поколений советской интеллигенции были вынуждены жить и трудиться в обстановке духовной несвободы. Найти в этих условиях достойную линию поведения было непростой задачей для каждого, кто выбирал карьеру в науке и образовании.