полутемное укрывище от непогоды на окраине Вифлеема. Шорох золотой пахучей соломы. Горячее дыхание вола. Негромкое переступание ослиных копыт. Мать, склонившаяся над деревянными яслями. Тихое ангельское пение. Пастухи, в замешательстве перешептывающиеся у входа. Шуршание роскошных царских одежд, так не подходящих для путешествия, но столь подобающих случаю и достоинству путников…
Сколько бы раз я ни обращался к образу Рождества Христова – иконописному или словесному – волхвы всегда живо волновали мое воображение. Может быть, их царское достоинство тому причиной, может быть, род занятий, завораживающий меня с отрочества, – звездочеты. От этих загадочных путешественников мы получили обычай преподносить друг другу дары на Рождество.
Мне часто кажется, что наш дед Мороз это вовсе не Святитель Николай, (будто у самого любимого на Руси святого помощника мало дел на земле!), а вот такой волхв, который «иным путем отошел в страну свою» и каким-то чудом заблудился в снежных равнинах нашей северной родины, живет теперь здесь и приносит зимой подарки всем маленьким детям по любви своей ко Христу. А может быть, как в рассказе С. Н. Дурылина «Четвертый волхв», он и не видел еще Христа, ходит по нашим лесам, «пещорам» и «пустыням-густыням», имеет русское имя, собирает «со всей земли, от праведных трудов, от хресьянских, отовсюду по зернышку», чтобы свой дар принести Ему.
Такими волхвами мне представляются авторы, чьи рассказы собраны в этой книге.
Священник-писатель – явление не новое, но хорошо забытое за семьдесят лет богоборческой власти. Эти люди пишут о нас с вами, они говорят на одном с нами языке. Их произведения, как правило, просты и верны традициям реализма, даже если это святочный рассказ, граничащий с чудом. Главное их достоинство – они задевают за живое и мало кого оставляют равнодушным. И это не удивительно, ведь где бы и когда ни происходили эти истории, любовно собранные и записанные авторами, они очень узнаваемы и всегда свидетельствуют о живом присутствии Бога в нашей жизни. Это ли не лучший дар волхва с русским именем Родившемуся в эту ночь!
Поэт Николай Клюев писал когда-то:
На распутьях дальнего скитанья,
Как пчела медвяную росу,
Соберу певучие сказанья
И Тебе, родимый, принесу.
Ныне сказанья, возможно, стали не столь певучи как прежде, но они о том же. Герои их делают с радостью трудную и прекрасную работу любви: спешат на помощь, дарят праздник, совершают маленькие чудеса своими руками.
Авторы похожи на своих героев, и, конечно же, на волхвов, которые собирают зернышки сказаний и житейских историй, чтобы смолоть их мукою; ищут воду «безмутную, без одной соринки»; пекут хлеб, чистый и честный, – «дар земли своей», чтобы принести его Христу; видят Звезду, находят «путь прям» и отправляются в долгое путешествие, свидетельствуя о рождении Слова.
Александр Логунов, поэт и музыкант
Священник Александр Шантаев
(Род. 1964)
В праздник
После навечерия Рождества, долгой службы с вечерней и царскими часами отец Трифон пришел домой, покормил кур и собаку и снова стал собираться. Матушка Вера, перебиравшая гречу на кухонном столе у окошка, заслышав сопение (это отец Трифон искал рукой пройму рукава за спиной), подняла зоркие серые глазки поверх очков и спросила словно безо всякого интереса:
– Куда это ты, Трифон Иванович?
Батюшка засопел еще громче – нашарить злополучный рукав никак не удавалось, и, обидевшись на него, он заворчал:
– Сколько просить тебя: вшей клинышек в поясницу, не видишь, подрясник-то совсем тесный!
– Он не тесный, а старый, – отвечала из своего угла матушка. – Куда уж его подшивать?.. У отца вон Воздвиженского, как ни приедет – то подрясник новый, то ряса, и с пуговками, и с лямками, а то и греческого кроя! Спросил бы, где это ты, отец Геннадий, шьешь себе? Может, и нам устроишь?
– Отец Воздвиженский – академик, он с архиереями обедает, ему без этого нельзя. У него один материал, наверное, рублей триста стоит.
– Триста! Да там никак не меньше тысячи, не говоря уж о плате за работу…
– Так что же ты несешь тогда? – Отец Трифон окончательно рассердился и повторил, передразнивая жену: – «Где это ты, отец Геннадий, шьешь себе?» А где мне столько денег набрать?
– А то не мог бы? – Матушку тоже раззадорил спор.
– А то мог бы? Только разве если старух в деревне отпеть всех скопом…
– Кабы не трусость твоя, Трифон Иваныч, – гнула свое матушка, – глядишь, за сорок лет службы насобирал бы себе и на подрясник, и на рясу. Другие отцы вон и на машину, да не на одну, насобирали, а у нас даже телефона нет! А то этим дай, тем помоги,
