Поскребышев, спросил:
– Товарищ Сталин, вы хотели знать, что пишут за рубежом о нашем положении…
– Давай, только самое существенное, – произнес Сталин, набивая табаком трубку.
Поскребышев подошел, стал читать:
– Немецкое радио передало, что русские войска, окруженные западнее Вязьмы, полностью уничтожены, что остались лишь разрозненные группы солдат, которые не представляют никакой угрозы для тылов германской армии, что количество военнослужащих, взятых в плен, превышает 500 тысяч. Геббельс провозгласил, что с Советским Союзом в военном отношении покончено раз и навсегда. В газетах пишут, что Красная армия стерта с лица земли. В американских газетах предполагают, что Москва падет не позже ноября, и поэтому нет смысла посылать в Россию военную помощь.
– Ладно, хватит. Соедини меня с Шапошниковым… Что у нас под Вязьмой, Борис Михайлович? – спросил Сталин, едва на другом конце трубки прозвучал знакомый голос начальника Генштаба.
– Плохо, товарищ Сталин. Никакой связи с окруженными войсками нет. Южнее и севернее Вязьмы прорываются отдельные полки и дивизии, но в количественном отношении они зачастую не дотягивают до батальона. С тяжелым оружием удается вырваться немногим. Мы собираем эти разрозненные группы, оказываем им всевозможную помощь и направляем на Можайскую линию обороны. Это пока все, товарищ Сталин.
– Я надеюсь, что такой катастрофы Генштаб и командование фронтами больше не допустят, – проворчал Сталин и положил трубку.
Выйдя из-за стола, Сталин несколько минут ходил по кабинету от стола к двери и обратно. Никто не звонил, никто его не беспокоил. Все занимались своим делом, самому их беспокоить звонками еще рано. Так что же делать? Уезжать? Бомба, упавшая на Кремль, десант на Воробьевых горах, отсутствие необходимого количества войск для обороны Москвы – все это очень серьезно. Но не менее серьезны сведения о том, что Япония не собирается нападать на Советский Союз. Пока не собирается. Следовательно, можно начать переброску нескольких армий с Дальнего Востока. Плюс армии, формируемые за Волгой. Но самое, пожалуй, главное – уверенность Жукова, что Москву можно удержать. А Жуков – не Еременко, зря словами пока не бросался. К тому же Сталин в Москве – это для армии и для страны тоже кое-что значит. Нет, покидать Москву в данной обстановке нельзя. А там будет видно.
Глава 23
Алексей Петрович Задонов ехал в сторону Волоколамска. У него было редакционное задание написать очерк или рассказ о командире одного из полков, который, атаковав какую-то небольшую станцию, захватил ее, был отрезан от своей дивизии, четыре дня дрался в окружении, вырвался из него, сохранив знамя.
Информация об этом командире полка поступила в редакцию «Правды» из наградного отдела Президиума Верховного Совета СССР, куда командование Западным фронтом послало представление о присвоении комполка звания Героя Советского Союза. Главный редактор газеты Поспелов отыскал Задонова через политуправление фронта и по телефону дал ему
