опасности вовсе не делает ее меньше. Роман «Мастер и Маргарита», героем которого М. Булгаков решился сделать черта (Воланда), начинается эпизодом, в котором он, помянутый как бы невзначай, тут же на зов и откликается: «Позвали – я и тут!» А что с ним делать? Ведь сами пригласили! Удивляться ли возникшим проблемам?
Высший дар Бога человеку – свобода. Без свободного соизволения души на грех дьявол бессилен творить над ней насилие. А тут его не просто пустили – призвали! И призывание это слышится со всех сторон: в как бы непроизвольном чертыханье, в шуточном и почти милом «ни пуха, ни пера», в мате, переходящем из статуса ненормативной лексики в «нормативную». Непечатные выражения всегда были уделом группы риска: преступников, пьяниц, разного рода опустившихся личностей. Но что происходит сейчас? Матом ругаются даже дети. Ругаются девочки, не стесняясь, прилюдно, – видимо, не ведая, что творят. Ругаются запросто, в быту, при своих и при чужих детях люди, считающие себя интеллигентами и даже верующими. А ведь мат, по слову святых отцов, это молитва дьяволу. Отец моего крестного, будучи юношей, со своим отцом, священником, в двадцатые годы попал в рукотворный ад большевистского режима – Соловецкие лагеря. Там им пришлось жить в одном бараке с самыми матерыми и отпетыми уголовниками. К ужасу своему, они услышали то, что обычно нам, «простым» людям, слышать не приходится, но что хорошо известно подонкам общества, мертвым душой, «сожженным в совести своей» (1 Тим. 4, 2). Они услышали мат в полной форме, без купюр, и это было страшно: вся ругань и поношение имели не абстрактного адресата, а относились непосредственно к Самому Господу и Духу Святому, и к Пречистой Богородице Марии. Это настолько мерзко и отвратительно, что и сам создатель мата, злодержитель дьявол, не решился такое откровенное богохульство в завершенной форме распространить по миру. Даже погрязший во грехе мир не способен был принять эту страшную, титаническую во зле хулу. Но сатана потому-то и лукавый, что старается добиться своего не мытьем, так катаньем. Сократив самые мерзкие части мата, он обманул, надругался и посмеялся над глупыми, столь плохо учащимися на своих же ошибках человеками. Им кажется, что в привычке или браваде употребляя эти «крутые» словечки и обороты, вроде бы не обращенные ни на кого персонально, они сильны, современны, независимы. Но этим они сами низлагают себя в рабскую зависимость пред древним ужасом владыки преисподней. «Пусть эти глупцы пока не вполне ведают, что творят, но они уже говорят моим языком, сотни раз на день молятся мне. Осталось совсем немного – и они уже будут моими навсегда!» – это звучит подтекстом любого мата. И до дикости наивным на этом фоне кажется ханжеское изумление: «Что же это Бог столько зла в мире допускает?» А чего хотели? Именем Божиим ругаемся, именованием Его врага наполняем свою жизнь. Последствия закономерны…
Далее. Общая, так сказать, сторона религиозного понимания сей заповеди имеет в виду духовный уровень того, о чем в житейском смысле уже говорилось
