за себя проголосовать можно? Лично я себе нравлюсь! – это выкрикнул с задней парты тот самый Лёва Терещенко, и Дашка, хмыкнув, тут же покрутила у виска пальцем.
– Вот дурачок!
– А что? У каждого льва должен быть честный шанс стать королем! Правду я говорю, Ника?
– Тебе, Терещенко, можно все! В виде исключения! – согласилась Крапивина-президент. – Только не удивляйся потом, если станут говорить, что школьный король похож на мартышку!
– Что? Такой же красивый?
– Такой же глупый кривляка!
Дашка подтянула к себе лист бумаги, взяла ручку и повернулась ко мне:
– Не знаю, как остальные, а я проголосую за Борьку Брагина. Вот уж кто не олень и не бабуин, как некоторые. И не жила, всегда списать даст. А за девчонок и не подумаю голосовать, все равно выберут Маринку Воропаеву, вот увидишь. А ты за кого, Насть?
Одноклассники переговаривались и смеялись, шептались друг с другом, спорили с важной Никой. В моей старой школе никогда не было новогоднего бала, только общешкольный утренник да праздничное поздравление учителей в классе, подобное голосование я видела только в кино, поэтому наблюдала с интересом. А вот ответила немного растерянно:
– Я не знаю. Но обязательно выберу! – тут же заверила подругу в ответ на ее озадаченный взгляд. – Из других классов ведь можно? – осторожно спросила, и Дашка утвердительно кивнула.
– Можно. Хоть самого павлина! У нас в школе плюрализм мнений, демократия взглядов и никакого давления! И, Насть, – все же заметила она, потянув меня за рукав, когда я уже склонилась над листом бумаги, – если что, насчет Фролова я пошутила. Уж лучше Брагин, поверь мне…
– Хорошо, я подумаю…
Из девчонок я выбрала Дашу Кузнецову. Почему нет? В этой школе Дашка мне нравилась больше всех. Она и правда была славной, доброй и симпатичной. К ее синей пряди у виска и смелому развороту плеч очень бы пошла корона школьной королевы. Наверняка Петька Збруев был бы рад увидеть ее такой величественной и красивой. А вот парни… Каким бы хорошим человеком ни был Борька и насколько убедительной подруга, в этой школе для меня существовал только один парень, при мысли о котором замирало, а после болезненно сжималось и заходилось сердце. И неважно, что он и думать не хотел обо мне. Неважно, с каким надменным и безразличным видом проходил мимо, не замечая ненавистной сводной сестры, легко обнимая других девчонок. Неважно, насколько убедительно игнорировал дома. Даже если бы для всех в школе он вдруг оказался пустым местом, я бы все равно проголосовала за него.
Коротко взглянув на подругу, я написала на листе бумаги «Стас Фролов», свернула лист в несколько раз и вместе с голосом за Дашку опустила в картонную коробку Ники.
– Фух! – выдохнула подруга, вслед за мной возвращаясь за парту. Обернувшись к классу, заправила за ухо синюю прядь. – Кажется, все справились. Смотри, даже Терещенко и Збруев умудрились бросить записки, так что Крапивина может топать дальше. Осталось
