во все времена. Чем ниже тебя гнет, тем резче и быстрее необходимо выпрямиться.
Жалея себя, ты перестаешь ставить барьеры информации, наносящей вред твоему психическому и духовному здоровью. Большую ее часть ты сейчас бередишь внутри себя сама, собирая в памяти самые страшные ситуации, слова, и обижаешь, мучаешь себя и свой дух. Остановись сейчас же! Прекрати! Он заявил, что у вас с ним все всегда было плохо не потому, что мучился с тобой, а из-за новой любви. Он должен сам себе придумать оправдание, почему уходит (и придумал: наговорил тебе гадостей), а ты пьешь корвалол. И казнишь себя, считая, что была слепой столько лет?
Не пойму, наверное, никогда людей, говорящих: «Ненавижу свою жизнь! Я не хочу жить!» И не устану аплодировать большим мужчинам, которые могут лежать в нейрохирургии с раскроенным черепом и лицом, превращенным в месиво, держащим любимую за руку и шепчущим: «Зайчик! Как я хочу жить! Все решим. Руки-ноги целы. Все будет хорошо. Я все смогу».
Всю книгу я вспоминала о сценарии фильма жизни, который каждый из нас пишет сам или вместе с кем-то. А титры – это и есть смерть.
Пойми! Она тоже женщина, одетая в белое. Она такая же соперница, как и все другие: не любящая тебя свекровь, водка, игра, работа, сума, тюрьма, любовница…
Представь на минуточку. Вот ты, вся опустошенная, ревешь белугой или, жалея себя, стискиваешь зубы и кулаки. А если реальная беда – попади он в аварию или заболей тяжко? Достоин ли он того, чтобы пять-десять лет ты выхватывала его из лап смерти, меняя бинты и делая уколы? Если бы у тебя были силы и хотя бы маленькая надежда потягаться со смертью и отобрать его у нее, то боролась бы?
Если бы ты боролась с соперницей-смертью, то говорила бы своему единственному самые добрые и ласковые слова. Ты не выбирала бы тактику поведения и не сдерживала своих чувств, не засовывала бы их подальше назло ему, показывая холодность, презрение, не доказывала бы, что прекрасно без него обходишься. Нет! Ты зацеловывала бы его с головы до ног и говорила, что без него не представляешь существования. Обижаясь и жалея себя, мы становимся неискренними. Знаешь, почему мы становимся настоящими во время беды? Да потому, что, если она победит, в сознании возникает острое, как громкий окрик в ночи, слово «никогда». Никогда не придет, не позвонит, не обнимет, даже не окликнет на эскалаторе в метро. Он просто не сможет этого сделать, потому что его больше не существует. Когда мужчина уходит к другой женщине, зарабатывается до галлюцинаций и истерики от усталости или начинает играть в азартные игры, все равно есть мысль, что он одумается, поймет и однажды вернется. И вправду очень много распавшихся браков соединяются вновь. Появляется иногда такая вот необоснованная, но желанная надежда. А отсутствие ее обычно заставляет собраться и придумать, что предпринять для дальнейшего определения в жизни, придумать себе цели, включиться в поиск нового партнера. И «надежда-обманка» не дает сделать то, что ты бы воплощала в жизнь, если бы знала, что ее нет.
Если думать, что все образуется, все будет хорошо, и ничего не делать, – это все равно что в банк прийти
