Грозный горел, дома зияли пустыми глазницами выбитых окон, почерневшие от огня деревья тянули к небу обожженные ветки. Чёрные снежинки копоти от горящих цистерн опадали на свежий снег, превращая его в грязную серую кашу.
Здание вокзала и часть депо в течение недели семь раз переходили из рук в руки, чеченцы безостановочно контратаковали, и комбат уже несколько раз запрашивал подкрепление. Положение было угрожающим. За неделю непрекращающихся боев люди выбились из сил. Используя минутное затишье, бойцы спали посменно, поджав ноги и прижимая к себе оружие. Миномётный и артиллерийский огонь всегда начинался не вовремя и не приносил большого вреда противнику. В конце концов, подполковник Бондарь вынужден был отвести остатки батальона к разбитому вокзалу. В разбитой пятиэтажке, расположенной напротив вокзала, засели снайперы, и пули то и дело щёлкали над головами, выбивая куски штукатурки и кирпича.
Все подходы к зданию вокзала просматривались и простреливались снайперами. Бондарь с тоской смотрел в оконный проём, на привокзальной площади, в застывших позах, лежали его бойцы. Многие из них погибли ещё при первом штурме. Комбат, как сейчас, видел перед собой бросившихся в атаку бойцов и огненные струи, которые ударили сразу из нескольких точек. Пулемётные очереди резали людей пополам, кинжальный огонь не давал поднять головы. Стонали и просили помощи раненые. Бондарь послал им на помощь санинструктора, но его почти сразу же убил снайпер. Раненые и убитые лежали вместе до темноты. Тех, кто остался жив, ночью затащили в подвал. Многие из них были без сознания, те, кто мог ещё держать в руках оружие, залегли с автоматами и гранатами в руках у дверей. Комбат знал – это конец. Люди были измотаны и еле держались на ногах. Умом он понимал, что батальон бросили на произвол судьбы, но гнал от себя эти мысли. За двадцать лет службы он привык к мысли, что командир всегда прав. Долг солдата – не рассуждать, а выполнять приказы. Сколько за всю многолетнюю службу было этих дурацких приказов? Но, если раньше, выполняя их, он чувствовал себя кретином, сейчас, видя, как гибнут люди, он чувствовал себя убийцей. Кому пришла в голову мысль кинуть людей под шквальный огонь, ставить сроки и невыполнимую задачу? Кто додумался штурмовать вокзал без предварительной разведки и артподготовки?
Смеркалось. Бондарь обходил оставшихся в живых бойцов, подбадривая их, как мог. В Волгограде у него осталась жена и двое сыновей. Со щемящим сердцем он представлял на месте усталых израненных солдат своих Валеру и Сашу.
Небо затягивалось тучами, подул холодный зимний ветер. В сердце копошилась тревога, комбат думал о том, что «чехи» вряд ли упустят возможность уничтожить ночью остатки батальона. Темноту ночи то и дело освещали вспышки ракет, редкие выстрелы нарушали тишину ночи. Ближе к утру дозорные заметили перебегающие тени. Робкую тишину вспороли очереди пулемётов и автоматов, гулко забухали взрывы гранат. Поняв, что их обнаружили, «чехи» завыли: «Алла акбар». Ночная атака была отбита. Всю оставшуюся ночь никто не сомкнул глаз. Бойцы набивали патронами магазины, курили, готовились подороже продать
