style="font-size:15px;"> – Ой, еще и еще!
И я старался. Нет, скорее не для себя, для нее. Поначалу поцелуи. Целовать ее тоже было сказочное удовольствие. Есть среди женщин такие особенные целовальщицы. И видимо, это связано у них с большой грудью женщины. Видимо, как-то губы и большая грудь у таких женщин особым образом объединяются в голове во время поцелуя. Особенно когда ее целуешь и трогаешь ее большую грудь. Так вот, она была именно из таких… Она призналась, что и сама не знала о себе таких качеств. А так как процесс целования он ведь на двоих, то я очень скоро почувствовал, что мне и тут повезло. Она целовалась, сначала робко, неумело, по-детски и застенчиво, но потом все настойчивее и вот уже я почувствовал сквозь ее поцелуй желание. Желание женщины! Первое, сексуальное! Это непередаваемо, но оно различимо всегда, когда любишь. И вот так, чтобы только в поцелуе почувствовать выражение ее любопытного ожидания, страстного желания женщины? Это, знаете ли, надо почувствовать, этого не передать словами. В ней это желание, помимо ее воли на меня передавалось в поцелуе. Не собираясь сейчас, она передавала в этом поцелуе свое желание становится женщиной потом.
– Только разрешаю целовать! И все. А все остальное потом.
– Когда?
– А потом! Потом! – и опять целовать…
Я уводил ее в парк и куда-то тянул в кусты. Она покорно шла и в тех кустах обвивала руками, прижималась, а потом отодвигалась так, чтобы ее оголенная грудь обвисала, и я мог бы ее целовать, чередуя с поцелуями губ. А потом она отваливалась от меня, и я тянулся за ее губами и опять натыкался на грудь и так снова, целовал и целовал…
И когда я ей, вспоминая нашу духовную близость, написал, что решил уйти из училища, то она тут же всколыхнулась. Прислала такое письмо! Не уясняя у меня, почему и что? В письме только одно! Не бросай и не уходи! А я, наивный, ей все вот так и так, мол. А она настаивала, умоляла, просила меня. А потом я понял, что она целовала так меня, как курсанта, ее будущего, быть может, мужа – офицера.
Понял и письма писать перестал. Написал, что я уже принял решение. Еще одно письмо от нее, а потом еще, очень коротенькое. Читал его и тогда еще не понял, не понял того, что она предала. Нет! Не меня, а себя и свои поцелуи!
Вот так и присох тот красивенький и нежный мой Ручеек. И это был первый урок! Потом был и второй!
Урок второй – не врать
– Рота смирно! Равнение направо! Мы, печатая шаг, бухаем, бах-бах, бах-бах. Адмирал стоит и смотрит, потом видит меня на шкентеле.
– Курсант такой-то! Ко мне!
Выпадаю из строя, делать нечего. Подхожу и только с рапортом, а он мне.
– Слушай, такой-то. Ты, вот, что.… Не подходи ни к кому и не жалуйся. Понял?
Я стою и молчу. А он мне опять.
– Я с тобой говорю? Что ты молчишь?
Я все так же. Он смотрит на меня в упор недобрыми и злыми
