style="font-size:15px;"> – Жена… – Армен нахмурился, покачал головой. – Что тебе сказать? Красивая она, чертовка, очень красивая.
Он глубоко вздохнул и снова покачал головой.
– Ах, Шогик, Шогик… Её я отвёз в Масис, ну, ты знаешь, близ Еревана, к родителям. Такие вот дела, брат… Я задержусь здесь месяцев на семь—восемь, за это время хотелось бы выпустить книгу, небольшой сборник стихов, рассчитываю в этом, Лео, на тебя. Понимаешь, мне нужна моральная поддержка. Хочу вернуться в Ереван с книжкой в руках. Верней, в Масис. А ещё организовал бы ты передачу по радио, это, думаю, нетрудно.
– Если стихи хорошие – без проблем.
– Прочесть?
– Прочти.
– Стихи посвящены Карабаху. Патриотические, так сказать, стихи, – сказал Армен и принялся с воодушевлением декламировать:
Чем край, в котором он растёт
нагорней, непокорней,
Чем дальше от своей родни,
тем он сильней, упорней,
Тем гуще ветви у него,
тем глубже, крепче корни,
Тем соком жизни он полней,
армянский тополь наш.
Чем горше дни его, ведь он
один на горной круче,
Чем больше бьют его дожди,
и молнии, и тучи,
Тем тянется упрямей ввысь,
красивый и могучий,
Тем выше он и зеленей,
армянский тополь наш.
Ввысь тянется из-под скалы,
стремится к небу рьяно,
Чтоб видным быть, чтоб слух о нём
дошёл до Еревана,
Мол, погляди, я был и есть
и буду постоянно,
Чтоб ни случилось, верь и знай,
армянский тополь ваш.
Он взглянул на меня. Таинственно улыбнулся.
Мой отец говорил об этих стихах – они не просто о тополе, нет, о карабахском тополе, тот, словно человек, целеустремлённый, упрямей и выше. Место у него тесное, со всех сторон его продолжают теснить, а он всё равно тянется вверх над ущельями и горами, чтобы разглядеть тополь, растущий в Араратской долине, и чтобы тополь Араратской долины заметил его – такой же армянский тополь из армянского Карабаха.
– Что скажешь?
В эту минуту я достал из серванта бутылку коньяка «Апшерон».
– Сам не пробовал, – уклончиво сказал я, не глядя на него. – Говорят, неплохой. Гейдар Алиев лишь «Апшерон» и пьёт, сам видел.
– Ну, ты даёшь, – усмехнулся Армен. – Я ведь о стихах.
Ситуация сложилась щекотливая. Помявшись, я сказал:
– Знаешь, в 59-м году, когда Сильва Капутикян приехала в Карабах, мой отец учился в десятом классе. По его словам, она как раз тогда и написала
