© Елена Пушкарёва, иллюстрации, 2018
ISBN 978-5-4490-5226-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тридцать третий круг
Жил да был некогда в Риге такой поэт Александр Чак, грустный выпивоха, изгой в литературных кругах, страдалец и плакальщик пропащих девок и портовых грузчиков. Был он завсегдатаем кабаков, подвальчиков, пропахших бенедиктином, пивом, килькой пряного посола и дешёвым табаком. Сквозь клубы дыма мир наплывал на него душным, размытым, нереальным. Видимо, поэтому броские, ошеломляющие строчки Чака поражали своей обречённостью на непризнание критиками и одновременно будоражили, раскачивали невесть откуда подступившее желание стать заступником обиженных жизнью.
Не знаю почему, но при чтении рукописи Вадима Валюкова «Рай и ад», Александр Чак несколько раз выглядывал у меня из-за плеча. Наверное, у ада в Риге и у ада в Чите много общего, только вместо бенедиктина – настойка, а вместо кильки – пирог с капустой. Перипетии же у жриц любви и вовсе схожи, невзирая на географические и временные различия. Разве что шляпки разные, а так их всегда спасают и не могут спасти…
Евгений Сигарев, член СП России,
заслуженный работник культуры РФ
Из предисловия к сборнику стихов Вадима Валюкова «Рай и ад».
Из цикла «Весенняя лихорадка»
Рис. Елены Пушкарёвой
Прошлогодней листвой разметался закат,
Заискрились зелёные ели,
Снова чувствую взгляд, снова чувствую взгляд,
Сквозь тоску златовласой метели.
По янтарным лучам опустились ко мне
На плечо непокорные кудри,
А ланиты – в огне, а ланиты – в огне
Хоть заморскими пудрами пудри.
Ты не прячешь лица, потому что оно
Безупречно в сиянии света.
В голубое окно, в голубое окно
Заглянуло румяное лето.
Коромысло – улыбкой усталой,
Вёдра грузно и важно скрипят,
Ты шагаешь навстречу мне, павой,
В окруженьи проворных ребят.
Вдруг срываешься радостно с места,
Обливая себя и других!..
Мне б застенчивей надо невесту,
Раз уж сам от рождения тих.
Но попутал лукавый влюбиться,
Тёплой грустью томится душа…
Ты летишь мне в объятья, как птица,
Озорством и весною дыша!
Обломов
Свинцовый сон… Свинцовая луна.
В груди заместо сердца – мягкий слиток.
И вдруг в окне – Она, Она! Одна…
С букетом полусонных маргариток.
Как был – во двор, скорей, скорей обнять.
Прихожая!.. Веранда!.. Три ступени!..
Вот только б не заметил кто опять
Изящной, быстрокрылой женской тени.
Всё обошлось, и вот они одни.
Приветствия, вопросы, поцелуи!
Румянец на щеках, а глазах – огни,
В сердцах и жилах – бешеные струи!
Она спешит. Он на иголках весь —
Не дай Господь, нагрянет кто случайно,
И поползёт губительная весть,
Окутанная пошлой, скользкой тайной.
Бежит к саням – он смотрит ей вослед,
Не смея на секунду оторваться:
«Пошёл! Быстрей! Какой ужасный свет!..»
Как будто стихло. Можно отдышаться.
Поклонник
Персидский кот, букет мимозы,
Зелёной лампы робкий свет.
Корявой, въедливой занозой
Сидит он с вами тет-а-тет.
Не поднимая глаз, нескладно
Вы говорите о своём.
А он,
