style="font-size:15px;"> Обернулся.
Из своей комнатенки выглядывал Головин.
– Чего орут?
– Я вены вскрыл. Помыться им негде. То и шумят.
– Зайди.
Пройдя в комнату, Ударцев увидел Головина висящего в поспешно изобретенной из бельевой веревки петле. Лицо было обезображено судорогами.
– Видал? – Головин хохотнул. – Прибрался я.
– Давно? – Ударцев непроизвольно потер шею. Заныло в руку.
– Да с час. – Головин, болезненно улыбаясь, диким взглядом рассматривал висящее в петле. – Думал, язык откушу. Нет. Глянь!
– Водки бы, – гость уселся на отброшенный табурет.
– И ведь как повезло! Данилыч даже не зашел. Успел. А так, выдернул бы, ты что-о-о!
– Повезло, – согласился.
В комнате пахло шиповником и мятой – заварник на подоконнике еще не успел окончательно остыть, источал аромат. С обстановкой запах не гармонировал. Головин уткнулся в газету на столе, заваленную рыбьими объедками, громко вычитал:
– Куплю коня! О, кто-то отчаялся.
– Почему отчаялся?
– Коня держать! – Головин прикрикнул, – шутка ль в деле? Это сложно! Это… ты что-о-о! Да не приведи, Господь!
– Кони… Им воля нужна. Безволие – духота. – Ударцев почернел лицом. – Впрочем, касательно звезд…
В ослепительной паузе ничего лучше, нежели уставиться в оконный проем, оба не выдумали. Долго молчали. Слушали рокот коридорной суеты. За окном мелькнули габариты 02, 03. Быстро. Оперативно и ненужно. Где-то постукивало, отскрыпывало половицами, разламывалось на созвучия. Квадрат окна веял спокойствием. Почувствовали.
– Я тоже хотел в окно, – выбросил общую мысль Головин. – Не смог. Открываю, мурашки по коже. Страшно. Высоко.
Ударцев приложил ладонь к стеклу. Оно ответило прохладой и тоже почернело.
– Касательно звезд…
Пространство сжималось и разжималось, пульсировало, набирая в себя фантомный звук прерывистого дыхания. Голоса становились глуше, стали искажаться.
– Куда нам? – безразлично Ударцев.
– Вон девятка напротив, там где баба на балконе стоит. Оксанка Ляпишева. На той неделе газ открыла на кухне, легла и… Туда.
Они чуть подались вперед и оказались на улице.
В комнату заглянула бабья голова и истошно разодрала квартиру криком, увидев висельника.
Яга
Яга жрала Ванюшу. Удалось-таки кровожадной людоедке подкараулить несчастного сорванца в чащобе. Оглушила метлой по головенке, сунула в ступу и, стремглав, в избушку. Натерла солью, пряностями… Изжарила. Сидела и жрала.
Вокруг стола суетился котейка. Хвост его дружелюбно вертели нервные тики. Ждал костей. Возможно, иные кошаки и не жрут кость. Кот Яги жрал. Все.
В углу избушки
