его движением.
– Что это значит? – произнес незнакомец вкрадчивым голосом, совершенно не соответствующим выражению гнева и угрозы, сверкнувших в его глазах. – Только что вы были рабочим, а теперь одеты как дворянин?
– Дело в том, что я не то и не другое, – ответил с улыбкой Микеле. – Я художник, работающий здесь, во дворце. Вам этого достаточно? Мой вопрос, видимо, задел вас, но один вопрос стоит другого; вы ведь тоже обратились ко мне, не зная меня.
– Вы что, намерены смеяться надо мной, сударь? – сказал незнакомец. Он говорил на чистом итальянском языке, без малейшего акцента, выдававшего бы его греческое или левантинское происхождение, в котором заподозрил его Барбагалло.
– Нисколько, – ответил Микеле, – если я обратился к вам с вопросом, то без всякого злого умысла; прошу простить мне мое любопытство.
– Любопытство? Почему любопытство? – произнес неизвестный, стиснув зубы и цедя слова совершенно на сицилийский манер.
– Право, не знаю! – ответил Микеле. – Но к чему столько разговоров из-за случайно брошенного слова; я не имел намерения оскорбить вас. Если вы все еще недовольны, не ищите повода для ссоры, ибо я отступать не намерен.
– Это вы, сударь, ищете ссоры! – воскликнул незнакомец, бросая на Микеле взгляд, еще более грозный, чем прежде.
– Честное слово, сударь, вы просто сумасшедший, – сказал Микеле, пожав плечами.
– Вы правы, – ответил тот, – ибо теряю время на то, что слушаю глупца!
Едва незнакомец произнес это слово, как Микеле бросился к нему, намереваясь тут же дать ему пощечину. Но, опасаясь, как бы не ударить женщину – ибо он все еще сомневался, мужчина ли это, – он остановился и был очень обрадован, увидев, что загадочный гость пустился бежать и исчез с такой быстротой, что Микеле не успел даже заметить, в каком направлении он скрылся, и подумал, уж не померещилось ли ему все это.
«Положительно, – сказал он себе, – сегодня вечером меня преследуют призраки».
Но едва очутился он среди обычных людей, как снова обрел чувство действительности. У него спросили входной билет, и ему пришлось назвать себя.
– А, это ты, Микеле, – воскликнул привратник, – а я и не признал тебя. Ты вырядился таким молодцом, прямо настоящий гость. Проходи, парень, да присматривай хорошенько за свечами. Раскрашенные тряпки, что ты развесил над нашими головами, того и гляди вспыхнут! А тебя там, кажется, очень хвалят, говорят, фигуры твои нарисованы рукой мастера.
Микеле обидело это «ты» в устах лакея, обидело, что ему поручали должность пожарного, но в глубине души он польщен был тем, что слух об его успехе дошел уже до лакейской.
Он скользнул в толпу, надеясь незаметно пройти и укрыться где-нибудь в уголке, откуда ему удобно было бы наблюдать и слушать, но в большой зале было столько народа, что люди давили друг друга и наступали друг другу на ноги. Невольно подчиняясь движению сплошного людского
