сестре худо,– подумала женщина. – Сдержанный, не подверженный панике, муж сестры Антон обычно лишний раз не побеспокоил. Видимо, исход предрешен, иначе бы он не стал бить тревогу. То-то, неспроста всю неделю сердце щемило, родная кровь подавала сигнал беды. А я думала-гадала к чему бы это? Верно, говорят, что между родными людьми существует незримая связь, вроде телепатии. Спросила у Федора, а он в ответ – к перемене погоды. Причем здесь погода, климатические условия, если во дворе благодать – начало июля, почти макушка лета».
– Что с тобой, мамочка? Лицо бледное,– Вальчук не сразу расслышала голос дочери шестнадцатилетней Светланы, вошедшей в летнюю кухню и заставшую мать в отрешенном состоянии. Она обратила на дочь свой печальный со слезами взгляд.
– Вот телеграмма от Антона, – и уронила руки на передник. – Ох, беда, Света, большое горе. Сестричка родная, Лидочка…
– Мамочка, родненькая, успокойся, а то я тоже разревусь, – Светлана бережно прижалась к ней телом.– Может все обойдется. Тетя Лида терпеливая, она – оптимистка.
– Нет-нет, это конец, – обреченно произнесла Анна Васильевна. – Еще год назад врачи подозревали у нее рак печени. После химической терапии предлагали согласиться на операцию, но сестра отказалась, решив, что лучше умереть собственной смертью. Да и то сказать от судьбы не спрячешься, кому, что на роду написано, так тому и быть.
– Мама, сколько ей лет? – сорвалось у Светланы.
– В октябре тридцать восемь исполнится,– ответила мать, решив, было упрекнуть дочь в забывчивости, но передумала, сейчас не до этого.– На два года меня младше. Жить бы ей еще, да жить.
– Что ты, ее заранее оплакиваешь. Дурная примета.
– Больно ты разбираешься в приметах,– Анна Васильевна с досадой махнула рукой.– Будет яйцу курицу учить. На экзаменах в техникум провалилась. Никакие приметы и заклинания не помогли. А здесь другое дело – предчувствие. Всю ночь не могла заснуть и Федору спать мешала. А потом сердце, как защемило и все оборвалось. Пустота какая-то, словно в пропасть провалилась. Лишь под утро задремала и услышала Лидин голос: «Прости меня, сестрица». Неспроста все это, есть на свете Бог и он все зрит. Только Лиду безгрешную он почему-то не уберег.
– Мам, какие ты страхи рассказываешь, – испуганно поглядела на нее Светлана. Анна Васильевна вдруг спохватилась:
– Что же я сижу, в дорогу надо собраться. Каждая минута на счету.
Она вспомнила, что поезд отправляется поздно вечером. Федор успеет возвратиться с работы и проводить на железнодорожную станцию, что в райцентре в семи километрах от Романовки.
Анна Васильевна отправила Светлану в машинно-тракторный парк, чтобы предупредила Федора о телеграмме. Он нередко после вспашки поля задерживался в парке, хлопотал возле трактора. «Хозяйственный, надежный человек, я за ним, как за каменной стеной, – рассуждала она, укладывая в небольшой чемодан вещи в дорогу. – На Федю со спокойной душой можно оставить дом. И за коровой Майкой лучше любой доярки присмотрит, кабанчика Борьку и птицу голодной не оставит. На Светку надежды мало, еще ветер в голове гуляет. Думала ее осенью в Керчь отвезти, в медицинское училище на медсестру или в политехнический техникум устроить. А оно вон, как обернулось. Человек предполагает, а Господь решает. Зачем теперь Антону чужая обуза, дай силы самому с детьми управиться. В селе для дочки нет приличной работы. Молодежь, едва школу закончит, норовит в город податься. Там работа, женихи и развлечения, дискотеки, бары, компьютерные клубы, а в селе одни старики, да глушь не то, что прежде. Окна клуба забиты досками, библиотека в запустении, фельдшерский пункт на ладан дышит.
Одна дорога для девчат – на ферму коров доить, а для ребят – быкам хвосты крутить или за рычаги трактора, как мой Федор. Пахарь, неутомимый труженик. Может орден или медаль заработает, погреюсь в лучах его трудовой славы. С ним мне здорово повезло. Бабы завидуют, что такого работящего мужика отхватила. Мастеровой, пьет умеренно, только по большим праздникам».
Первый муж Анны Степан Ермаков, отец Светланы, мужик добрый и покладистый, работая то шофером, то механизатором. Поначалу они жили, душа в душу и жена им восхищалась: «Мал золотник, да дорог». Но вскоре, оказывая односельчанам транспортные услуги за самогон, вино и брагу, постепенно спился. И когда подруги напоминали Анне о малом золотнике, она с обидой заявляла: «Это вы, его испортили, самогоном расплачиваясь». «А ты хотела, чтобы натурой?– уколола ее доярка, черноглазая и смуглая, словно цыганка, Евдокия. «Не телом, а деньгами! – возразила тогда Вальчук. «Так Степан все равно пустил бы их на пропой», – усмехнулась подруга.
Действительно, со Степаном Анна Васильевна не жила, а страдала. Правда, до рукоприкладства дело не доходило, но перед тем, как отправить Степана на два года в лечебно-трудовой профилакторий, она получила официальный развод. Обменяла паспорт на свою девичью фамилию Вальчук, а дочь осталась на отцовской – Ермакова.
Светлана
