здесь вырос наш сын, и язык Шумера ему ближе, чем речь кочевников-марту. Потому что здесь мой дом.
Но пятнадцать раз разливался Тигр – бурная, беспокойная река, так непохожая на воды Евфрата. Прошла дюжина лет и еще три года – отмеренный срок.
Тирид прощалась с Лагашем. Это так легко – вобрать в себя ослепительное небо, стены домов, сонную тишину полуденного города. Но где найти силы, чтобы проститься с Лабарту?
Я думала пятнадцать лет – долгий срок, но пролетели они как один миг.
И сколько раз за эти годы Тирид сожалела, что сын ее растет так же быстро, как дети людей. Ведь пьющим кровь дарована бесконечная жизнь, зачем же ему так спешно взрослеть? Если бы он оставался ребенком еще хоть двенадцать, хоть шесть лет…
Но Лабарту вырос, стал мужчиной, и родители его должны исполнить волю хозяина, покинуть Лагаш.
Что толку тянуть с прощанием, ждать до вечера? Не лучше ли сказать все сейчас, когда кажется, что солнечный свет можно вдохнуть вместе с воздухом, а утренняя жертвенная кровь все еще пылает в жилах?
Тирид вздохнула и покинула площадь.
Жили они на окраине, ближе к берегу канала. Соседние дома давно пустовали – прежние обитатели покинули их, и с тех пор никто не осмеливался селиться рядом с демонами Лагаша.
Тирид толкнула дверь, прошла сквозь полутемную комнату. Здесь витал запах городского жилища: запах нагретых на солнце стен, тростниковых циновок, аромат умащений и едва приметный след воскурений. Тирид вышла во внутренний двор и остановилась возле очага.
Очажная яма была полна пепла, угли не тлели.
Тирид не помнила, когда разжигала огонь в последний раз. Бывало, она пекла тут лепешки, варила похлебку и готовила мясо – хоть и не нужна ее семье человеческая еда, а все же приятна на вкус. Но в последние дни все было не до того, мысли витали вокруг другого. А кто теперь разожжет здесь огонь, кто станет печь хлеб?
Слезы подступили к глазам, и Тирид на миг зажмурилась, сдержала их.
Что толку плакать? Он вырос. Я не ослушаюсь хозяина.
По лестнице спустился Шебу, подошел, молча взял ее за руки. Слова теснились в горле, просились наружу. Но Тирид не заговорила. И без слов она знала, что Шебу уже сказал Лабарту все, что должен был сказать.
И теперь должна я.
Спрашивать, где сын, ей не было нужды. Пьющие кровь чувствуют друг друга, даже издалека. А сила Лабарту пылала, словно солнечные блики на воде, – он был совсем рядом.
Тирид подняла взгляд на любимого, улыбнулась и кивнула. Шебу разжал руки, и она отстранилась, помедлила мгновение, а потом поднялась на крышу.
Лабарту сидел у самого края, смотрел вниз. Волосы его, не стриженные уже много лет, в беспорядке падали на плечи, – темные, как у нее самой.
Мои волосы… Мой ребенок… Все говорят – похож на меня.
Лишь когда она села рядом, Лабарту повернулся и улыбнулся, едва приметно, не обнажая клыков.
– Шебу
