style="font-size:15px;"> Марита была на седьмом небе. Все вокруг нее – горящие нежным светом восковые факелы, то томные, то веселые звуки скрипок, роскошные туалеты знатных дам – служило лишь дополнением, оправой к охватившему девушку чувству. Ее рыцарь был рядом, улыбался ей, а во время танца обнимал за талию, брал за руки, легко приподнимал. Марита не могла отвести глаз от точеного лица, обрамленного золотыми кудрями. За всю свою семнадцатилетнюю жизнь она не испытывала ничего подобного! Девушка не задумывалась ни о том, что скажет отцу, ни о том, что будет завтра. Сегодня она была счастлива и хотела только одного – чтобы эта ночь длилась вечно. К сожалению, Роман не был столь свободен.
Эльф поддался мгновенному порыву и привел Мариту в Большой зал. Они вошли вместе с первыми тактами нового танца, и либер сразу же помчал черноволосую красавицу в лихой майерке[40]. Глядя на запрокинутое к нему прелестное личико, он на мгновение забыл обо всем, но Роман не был бы Романом, если б позволил очарованию праздничной ночи захватить себя полностью. Его отрезвил чужой взгляд – тяжелый, недобрый, настороженный и… безмерно удивленный. Привыкший чувствовать подобные вещи, бард легко обнаружил наблюдателя. Им, разумеется, оказался Михай Годой. Роману не составило труда извернуться таким образом, чтобы его лицо было обращено в сторону Михая. Оказалось, либеру перепадали лишь крохи того внимания, которое тарскийский герцог уделял Марите.
В устремленных на девушку темных глазах, однако, билось не вожделение, а удивление и… настороженность? С этого мгновения Роман вернулся к своему ремеслу. Да, он продолжал улыбаться и кружить в танце счастливую Мариту, но вроде бы рассеянные и затуманенные страстью синие глаза барда подмечали абсолютно все. Позже он припомнит каждую услышанную фразу, каждый шаг, каждый цветок в волосах придворных красавиц. Нужно во что бы то ни стало понять, чем обеспокоен Михай Годой. Он не отрывает взгляда от Мариты? Прекрасно. Представим девушку Рене.
Марита смутилась, когда Роман, ловко проведя ее между танцующими, остановился у ряда обитых темно-вишневым бархатом кресел, в которых располагались король Марко с детьми и самыми знатными из гостей. Разумеется, бард не осмелился бы подойти при всех к коронованным особам, но Аррой был не менее наблюдателен, чем его новый друг. Раз Роман счел нужным привести сюда девушку, значит, так надо. Эландец учтиво поклонился обомлевшей Марите и представил его величеству Золотой голос Благодатных земель и самую прелестную девушку Гелани (разумеется, о присутствующих здесь принцессах речь не идет!), столь мило угостившую его, Рене Арроя, вином во время церемонии у ратуши. Он просил своего друга разыскать красавицу.
Марита присела в реверансе; стоявший за креслом паж бросился за стульями, король милостиво, но довольно рассеянно кивнул, зато на лицах остальных промелькнули самые противоречивые чувства. Годой на один короткий миг перестал улыбаться. Этого хватило, чтобы Роман понял: тарскиец что-то скрывает или чего-то опасается, и это «что-то» связано с Маритой. Зато молодой Марко, позабыв все приличия, воззрился на дивное видение в белых цветах. Лицо принца то краснело, то бледнело, юноша переживал тот же всплеск чувств,
Майерка — бравурный, быстрый парный танец, особенно любимый в Таяне.
