провинциальность.
– Устал – больше не повторится. Твое слово – закон.
Мы избегали заглядывать в провал будущего. Обменивались общими фразами: вот поселимся в хижине, и я буду писать стихи, или купим джип и пересечем Австралию. Мы часто шутили: «Когда приедем в Алис-Спрингс…» – и это значило «никогда».
Дни тянулись, перетекали один в другой. Подобного я не испытывал ни разу. Даже в физическом плане, не говоря об остальном. Днем я воспитывал ее: ставил произношение, учил хорошим манерам, обтесывал; ночью воспитывала она. Мы привыкли к этой диалектике, хоть и не могли – наверное, потому, что оба были единственными детьми в семье, – понять ее механизм. У каждого было то, чего не хватало другому, плюс совместимость в постели, одинаковые пристрастия, отсутствие комплексов. Она научила меня не только искусству любви, но тогда я этого не понимал.
Вспоминаю нас в зале галереи Тейт. Алисон слегка прислонилась ко мне, держит за руку, наслаждаясь Ренуаром, как ребенок леденцом. И я вдруг чувствую: мы – одно тело, одна душа; если сейчас она исчезнет, от меня останется половина. Будь я не столь рассудочен и самодоволен, до меня дошло бы, что этот обморочный ужас – любовь. Я же принял его за желание. Отвез ее домой и раздел.
В другой раз мы встретили на Джермин-стрит моего университетского знакомого Билли Уайта, бывшего итонца, члена нашего клуба бунтарей. Был он мил, носа не драл, но, пусть и против желания, всем существом источал дух высшего сословия, избранного круга, безупречных манер и тонкого вкуса. Он позвал нас в бар, попробовать первых в этом году колстерских устриц. Алисон почти не раскрывала рта, но контраст между ней и сидевшими вокруг папиными дочками был не в ее пользу. Когда Билли разливал остатки муската, она на минуточку вышла.
– Старик, она очень мила.
– Ох… – Я махнул рукой. – Да брось ты.
– Симпатичная.
– Не все же за принцессами бегать.
– Ладно, ладно.
Но я-то знал, что у него на уме.
После того как мы с ним распрощались, Алисон долго молчала. Мы ехали в Хампстед, в кино. Я заглянул ей в глаза.
– Что дуешься?
– Иной раз от вас, богатых англиков, просто блевать хочется.
– Я не из богатой семьи. Из зажиточной.
– Из богатой, из зажиточной – какая разница?
Метров через сто она снова заговорила:
– Ты делал вид, что мы с тобой едва знакомы.
– Глупости.
– Чего вы от нее хотите, она ж недавно с дерева слезла.
– Чушь какая.
– Как будто у меня дырка на брюках.
– Все гораздо сложнее.
– Да уж, где мне понять.
Однажды она сообщила:
– Завтра мне надо на собеседование.
– А ты хочешь идти?
– А ты хочешь, чтоб я пошла?
– Я-то при чем? Сама решай.
– Хорошо бы меня приняли. Просто чтоб знать: хоть на что-то гожусь.
Она
