потеря эта не печалит ее и не тревожит, а даже радует.
– Все! – Женя стоял перед нею, глядя по-прежнему внимательно и чуть рассеянно. – Я договорился, Марина, и теперь вполне могу вам помочь.
– Знаете, а я уже совершенно хорошо себя чувствую, – сказала она с легким смущением. – Наверное, я напрасно вас от работы оторвала…
Женя засмеялся.
– Вы как будто извиняетесь, что не лежите без сознания! Очень хорошо, что вам лучше стало, мы теперь можем просто погулять. Ведь и правда день хороший.
– Я только водителю нашему скажу, что не поеду на пикник, – сказала Марина. – Чтобы меня не ждали.
Ей нравилось, что они говорят об этом как о чем-то самой собой разумеющемся – как будто давно ждали этого ясного августовского дня, как будто не увидели друг друга впервые всего час назад.
Они обошли дом и вошли в парк другой дорогой – не сговариваясь, чтобы не столкнуться с Марининой группой. И она снова поняла, что они с Женей думают об одном…
Они прошли через весь парк в полном молчании, но молчание не угнетало их. Когда обогнули пруд, Марине показалось, что они вышли на какую-то дорогу – только не современную, асфальтовую, а старинную, с высокими ракитами по краям.
Она спросила об этом у Жени, и он согласно кивнул.
– Здесь Екатерининский тракт начинался, – сказал он. – По нему Тургенева в три года увезли в Париж – в карете, с продуктовым обозом…
Марине показалось, что Женя вглядывается вдаль так, словно видит там удаляющийся обоз. Потом он повернулся к ней, прищурился.
– А знаете, – сказал он, – я ведь до сих пор лицо ваше не разглядел.
Тут только она поняла, отчего он прищуривается, вглядываясь в нее: просто плохо видит вблизи, дальнозоркий.
– Я отойду во-он к той раките, – засмеялась она. – И вы тогда лицо мое разглядите, как на портрете!
Время было совсем неощутимо в этот удивительный день, оно словно притаилось меж деревьев старинного парка. Марина и Женя бродили по дорожкам, то спускаясь к пруду, то выходя на поляну «лесного зала», окаймленную огромными елями. Чудесное, ничем и никем не нарушаемое одиночество охватило их; даже экскурсионные группы не попадались навстречу, словно исчезли, чтобы не мешать их самозабвенному кружению.
Марина не заметила, что они с Женей уже давно держатся за руки, как дети. Кажется, и он этого не замечал. Они то молчали, то разговаривали о чем-то – ни о чем особенном, и даже не о себе, но все равно о себе, об этом необыкновенном дне, который не мог кончиться никогда…
– Женя, вы ведь не ели сегодня! – спохватилась Марина. – Как же я об этом не подумала!
– А вы разве ели? – улыбнувшись, сказал Женя. – По-моему, мы весь день не расставались.
– Я? Да, и я… Но я не заметила.
– Я тоже…
– А вы что же, из Москвы сюда на работу приезжаете? – спросила Марина.
– Нет, –
