Наследие американской экономической оккупации.
Двухместный номер располагался в середине тускло освещенного коридора, который мыли две горничные, окуная лентяйки в ведро с водой. И прежде, чем мы успели прошмыгнуть, они умудрились его опрокинуть.
– Блянка! Блянка! …. – и дальше тарабарщина на испанском.
Думаете, ругались? Блянкой звали одну из девушек. А вместе они, уперев руки в бока, хохотали, будто в луже грязной воды увидели нас с Вагизом – поскользнувшихся и растянувшихся.
Интерьер нашего номера в гаванской гостинице «Националь» был прост – в центре комнаты две массивных деревянных кровати; торшер высокий между ними; одну стену занимали раздвижные шкафы с антресолями; в углу два плетеных кресла возле изящного столика о трех ножках, на нем графин с водой и два стакана; в ванной совмещенной с туалетом ванной комнаты можно было плавать.
Кондиционера не было, но я слишком утомился, чтобы всерьез размышлять над такими проблемами. Главное – была прохладная вода. Первым делом разделся и обтерся мокрым полотенцем. Вагиз же, обшарив все углы, так оценил апартамент:
– Так что сам видишь, парень, дела у нас тут не ахти.
– Ты о чем?
– Говорю, номер незавидный достался – стыдно баб сюда водить. Черт возьми! Я не какая-нибудь ветошь, которую можно сунуть в любую щель. У меня есть права, и я… и я..
Я открыл, было, рот, но спохватился – сказать-то нечего.
Освободил окно от тяжелых штор и увидел море, стеной поднимающееся до горизонта. Оно переливалось и пульсировало – сотни оттенков различных цветов добавлялись к голубому и делали его красочным. Зрелище пьянило. Бодрость прямо таки хлынула в сознание. Самой ирреальностью своей море подчеркивало реальность всего происходящего вокруг. Впрочем, реальность эта была совсем иного свойства, нежели та, к которой привык дома – живее, зримее, экзотичнее.
Никогда не видел столь ярко-голубого неба. Паяльной лампой солнце жарило.
Я на Кубе! На острове несметных сокровищ, о которых со времен открытия Нового Света ходило немало легенд. Однако, судя по всему, нынешняя экономика страны Фиделя Кастро основывалась на общественных работах и распределении благ по списку – нечто вроде примитивного коммунизма.
– Неплохо бы выучить испанский язык, – сказал я Вагизу.
– За три недели-то? А голова не распухнет?
– По рюмашке за приезд? – предложил Вагиз.
Вытащил из чемодана бутылку водки и поставил на столик.
– Да, пожалуй, – согласился я.
Мы сели в кресла. Вагиз разлил по стаканам – выпили.
– Парень, а тебе какая понравилась? Ну, та, которая посветлей или Блянка? Может, пригласим?
Я понял, что он о горничных, и почувствовал легкое отвращение.
– Ты все о сиюминутном. Когда о вечном думать будешь? – не за горами «кряк».
Как ни странно, отвращение
