Ламприеру кубок с буквой «X» с легким оттенком буквы «Л», раз, раз, она проскальзывает в его горло, как сироп.
И тут Карга прокладывает себе дорогу через кольцо, образовавшееся вокруг победителей. Ламприер старательно пытается сфокусировать на ней взгляд. Бутылка в его руке наполовину пуста, и тут он начинает подозревать, что пить из нее, пожалуй, не стоило.
– Приз! Приз! – кудахчет Карга.
– Хрю! – подтверждает Поросячий клуб.
– Приз? – невнятно бормочет Ламприер.
– Приз, – поддерживает Септимус.
– Кто первый пойдет к кормушке, мои поросятки? – визгливо кричит Карга им обоим.
Члены Поросячьего клуба начинают обсуждать это между собой. Септимус кладет конец колебаниям.
– Джон пойдет первым, – провозглашает он. – В качестве награды за вдохновенное любительское исполнение.
– За его морскую походку, – выкрикивает кто-то, потому что Ламприер теперь качается в такт со стенами, которые в свою очередь тоже начали раскачиваться.
– Не троньте его ноги, – орет Карга. – Скоро они ему понадобятся! – Несколько чертовски преувеличенных подмигиваний и непристойных взмахов руками обнажают суть едва прикрытого намека.
– Может, мне лучше немного обождать? Кажется, я слегка перебрал, – лепечет Ламприер.
– Вы в превосходной форме, Джон! – ревет Септимус. – Вперед, Тесей!
– Как вы себя чувствуете, Джон? – спрашивает граф.
Ламприеру так худо, что он позволяет себе поддаться на призыв Септимуса. Да, в превосходной форме.
– Прекрасно. Лучше некуда, – отвечает он и, накренившись, бредет к лестничному маршу в дальнем конце комнаты.
Когда он добирается до лестницы, она начинает валиться на него. С шендианской медлительностью они начинают танцевать кадриль (лестница танцует сразу за троих), а когда кадриль заканчивается, он оказывается на верхней площадке.
– Bon soir, прекрасный царевич, – окликает Септимус рассеянного героя.
Герой пытается ответить ему карикатурным реверансом. Шум толпы внизу напоминает звуки оркестра, свет накатывает на него волнами, все более настойчивыми. Вовсе не так уж и хорошо он себя чувствует. Пронзительный звук фагота парит где-то рядом на грани слышимости, а вся комната заполняется крошечными мыльными пузырями, которые лопаются со скоростью нескольких миллионов в секунду, их шипучее массовое самоубийство отбеливает воздух – вроде того, как небо бывает сплошь выбелено непроницаемой пеленой облаков, так что больно глазам, куда ни взгляни. Ламприер отчетливо ощущает, что с ним что-то не то.
Внизу в честь его победы уже поднимают тосты. Кто-то потихоньку засунул Лидии в вырез платья павлинье перо, и она заливается смехом. Уже и Боксер нашел себе подругу и держит ее над головой на вытянутых руках, а она опускает кусочки свинины ему в рот, сдабривая мясное порциями негуса, когда скорость жевания
