шикарного адвоката Фиму Койсмана), а Довлатова явно не устраивала роль «пажа». Он был измучен комплексами и тщеславием (как показала жизнь, вполне обоснованным), терпеть Асино высокомерие и постоянное унижение не хотел и все, что мог делать в таком положении, – пытался унизить ее в ответ.
В изощренной борьбе друг против друга они виртуозно пользовались тем, чем сильнее всего были одарены, – талантом сочинительства, язвительно сочиняя историю их отношений так, как каждому из них было интересней.
И получается убедительно у каждого из них! Только что мы ознакомились с вполне убедительной и весьма обаятельной версией их знакомства в изложении Аси. Но по свидетельству Игоря Смирнова, самого первого университетского друга Довлатова, все происходило совершенно не так. Сергей пришел в университет, уже влюбленный в Милу Пазюк, «чьи светлые глаза и тонкие укоризненно поджатые губы (как сказано в уничижительной версии Аси) робко выглядывали из-под гигантового локтя». На самом деле они вместе учились в школе, и любовь их расцвела еще там. Вряд ли при этом он стал бы так сразу подкатываться к Асе. Впервые он как следует заметил ее на знаменитом университетском балу в Павловском дворце. Бал этот, похоже, действительно был замечательный – судя по тому, что потом он встречается в воспоминаниях сразу нескольких его участников, в том числе в повести Феди Чирскова, коллеги Довлатова и тоже замечательного прозаика, – но с еще более драматической судьбой. Все друзья уверяют, что роман Довлатова и Аси начался на этом балу – а фокстерьера и три рубля сочинила блистательная Ася, которую эта версия устроила почему-то больше.
Незаинтересованность и даже случайность их союза с Довлатовым Ася, конечно, тоже придумала. Свои действия и их последствия она прекрасно контролировала. Просто тогда не было на факультете человека, который был бы уже так любим всеми и знаменит, как Довлатов. Вспоминает преподавательница Марианна Бершадская:
«Я поднимаю голову и вижу странного человека огромного роста. Он идет мне навстречу, а перед ним все расступаются, и вокруг слышен шепот: «Довлатов! Это Довлатов!» Это «явление Довлатова народу» было зрелищем потрясающим. Ведь сколько раз мы могли видеть: идут профессора, декан с заместителем, наконец – ректор университета – и никто не расступается. А тут! Подобное я еще раз наблюдала, пожалуй, лишь однажды: когда к нам на факультет зашел приехавший в Советский Союз Жерар Филип».
Так что случайный их союз был отнюдь не случайным. Теперь было бы хорошо, чтобы вокруг собралось «лучшее общество»:
«Как истый кавказец и жрец анклава… Сережа любил кормить гостей с избытком и по обычаю российского хлебосольства умел делиться последним куском. Раздел пищи происходил в Сережиной хореографии и при негласном (? – В. П.) участии Норы Сергеевны. Ее стараниями на плите коммунальной кухни вырастала порция солянки на сковороде, которая могла бы составить дневной рацион небольшого стрелкового
