потому что я знаю все их повадки. Люди прячутся на деревьях, как обезьяны».
Потом ему вспомнился запах человека и его жилища. Когда человек доволен и ничего не боится, он пахнет, как дерево, – приятно и привлекательно; если же он сердится или боится – ведь злоба и страх так часто неотделимы друг от друга, – от него пахнет мертвечиной. Так бывало всегда, когда погонщик чувствовал страх, и это приносило слонам немало страданий. Он колол их анкусом, изо всех сил бил каблуком по голове за ушами. Представьте себе, что кто-нибудь неожиданно ударил вас по голове. Так человек наказывает слонов за малейшую ошибку. Вот какая это была жизнь! Наконец терпение у них лопнуло, и мать с Сирдаром решили убежать в джунгли. Конечно, они не могли предусмотреть все – на это у них не хватило бы ума. Но они повиновались инстинкту, и все прошло как по продуманному во всех подробностях плану.
Однажды погонщик отправился со своими слонами далеко в джунгли. Там он заставил их не только таскать бревна на опушку, куда могли подъехать волы, но и аккуратно укладывать их на повозки ровными штабелями. Представьте себе бревна весом в тонну каждое, которые надо сложить друг на друга, точно спички в коробку. Если какое-нибудь бревно торчало из штабеля, мать Сирдара упиралась в него лбом, он становился позади нее, и они вдвоем что было сил толкали бревно. Лоб слонихи был покрыт глубокими ссадинами, а у Сирдара ныла шея, но они нажимали до тех пор, пока не задвигали бревно на место.
За всякую провинность погонщик больно бил их по головам. Иногда он вонзал в шею слонихи острый анкус. В этот мартовский день, укладывая бревна, они вытерпели немало побоев, и джунгли неодолимо влекли их к себе. Повсюду звучали ликующие голоса весны. В ветвях кричали и распевали птицы, рассыпая вокруг тысячи соблазнов. Колдовское очарование леса тревожило их глаза, уши, западало в самое сердце.
Цветы пленяли своим запахом. Орхидеи, большие, как кленовые листья, роняли пыльцу, которая летела им в ноздри. Листья лотоса, каждый величиной с ухо слона, лежали на серебристых озерах, словно изумрудные плошки. А цветы лотоса, огромные, как луна, наполняли воздух пьянящим ароматом. «Лето все ближ-же, ближ-же!» – жужжали золотисто-черные пчелы, перелетая с цветка на цветок. Каждое дерево, каждый куст, с которых они срывали листья, истекали соками. Природа нашептывала им в истерзанные уши: «Бегите, бегите на волю! Пусть этот человек сам складывает бревна. Вокруг дремучие леса: в какой-нибудь миле к востоку ему никогда не найти вас. Бегите!» «Ку-ку! Ку-ку!» – кричала кукушка, откладывая яйца в чужое гнездо. «Тиа-та, тиа, тиа, тиа-та», – высвистывал дрозд серебристым чарующим голосом. «В путь, в путь, в путь», – шептал ветер. Кто устоял бы перед таким искушением? Весна звала их к себе… Весна…
Тут погонщик сделал непоправимую глупость. Когда мать Сирдара хотела сорвать и съесть ветку, он плюнул ей прямо на хобот. Слониха пронзительно затрубила и рванулась вперед, повалив
