коня.
– Кто такой? Куда едешь? Откуда? И зачем держишь путь? – спросил воин.
– А ты что за человек? – переспросил его, в свою очередь, Хазир. – И по какому праву спрашиваешь? И для какой надобности?
– А спрашиваю я по такому праву и для такой надобности, – отвечал воин, – что я воин великого падишаха. А приставлен я с товарищами и с начальниками для того, чтоб охранять священный лес. Понял? Ты находишься на заставе, которая называется «заставой Истины», – ибо она устроена для охраны царицы Истины!
Тогда Хазир рассказал воину, куда и зачем он едет. Услыхав, что витязь держит путь к лазурному дворцу Истины, воин позвал своих товарищей и предводителей.
– Ты хочешь узнать, какая такая на самом деле Истина? – сказал главный предводитель, любуясь дорогим оружием, славным конём и молодецкой посадкой Хазира. – Доброе намерение, юный витязь! Доброе намерение! Сходи же скорей с твоего коня, – идём, я тебе всё расскажу. В законах великого падишаха
всё написано, какая должна быть Истина, – ия тебе охотно прочту. Можешь потом вернуться и рассказывать.
– Благодарю тебя! – отвечал Ха-зир. – Но я отправился затем, чтобы видеть её своими глазами.
– Эге! – сказал предводитель. – Да мы, брат, не мудрецы тебе, не муллы и не дервиши! Мы разговаривать много не умеем. Слезай-ка с коня, живо, без разговоров!
И предводитель взялся за саблю. Воины тоже понаклонили копья. Конь испуганно насторожил уши, захрапел и попятился.
Но Хазир вонзил ему шпоры в бока, пригнулся в луке и, засвистав над головой кривою саблей, крикнул:
– Прочь с дороги, кому жизнь ещё мила!
За ним только раздались крики и вой.
Хазир уже летел сквозь густую чашу. А вершины деревьев всё плотней и плотней смыкались над головой. Скоро стало так темно, что и днём царила в лесу ночь. Колючие кустарники плотной стеной преграждали дорогу. Обессилевший и измученный благородный конь уж терпеливо выносил удары плётки и, наконец, пал. Хазир пошёл пешком пробираться через лес. Колючий кустарник рвал и драл на нём одежду. Среди тьмы дремучего леса он слышал рёв и грохот водопадов, переплывал бурные реки и выбивался из сил в борьбе с лесными потоками, холодными, как лёд, бешеными, как звери.
Не зная, когда кончался день, когда начиналась ночь, он брёл и, засыпая на мокрой и холодной земле, истерзанный и окровавленный, он слышал кругом в лесной чаще вой шакалов, гиен и рёв тигров.
Так неделю брёл он по лесу и вдруг зашатался: ему показалось, что молния ослепила его.
Прямо из тёмной, непроходимой чащи он вышел на поляну, залитую ослепительным солнечным светом. Сзади чёрной стеной стоял дремучий бор, а посреди поляны, покрытой цветами, стоял дворец, словно сделанный из небесной лазури. Ступени к нему сверкали, как сверкает снег на вершинах гор. Солнечный свет обвил лазурь и, как паутиной, одел её тонкими золотыми чёрточками дивных стихов из Корана.
Платье лохмотьями висело на Хазире. Только оружие с золотой насечкой было всё цело. Полуобнажённый,
