я вас слушаю, – сказал тот, падая на стул, и кушая глазами Вову.
– Мальчику нужен паспорт. На чужую фамилию, естественно.
– Ты говоришь так, как будто это – два пальца обделать…
– Ну, для тебя-то…
Лева польщено улыбнулся.
– Это будет, естественно, стоить…
– Естественно…
– Платить натурой будем или как?..
Вова напрягся.
– И не мечтай, старый хрыч, – сказал я. – Деньгами. Заграничными.
– Ну, ладно, – согласился Левик. – Деньги, так деньги. Твой телефон я найду…
Через несколько дней мы произвели обмен: я Леве вручил толстую пачку заграничных зеленых денег, он мне – паспорт с довольной Вовиной физиономией, где тот значился каким-то Федором Петровичем Севрюковым.
– А это не туфта?..
– Ну, Сашенька, ты меня обижаешь. Если Лева что-то делает – он делает это со знаком качества…
Послюнявив палец, Левик тщательно пересчитал деньги.
– А натурой все-таки было бы лучше, – вздохнул он.
И мы с Вовой, то есть – Федей, отправились в Париж…
Зарубежная сторона подошла к нашему приезду по заграничному серьезно. Лимузин, конечно, к трапу не подгоняли, но встретили в аэропорту, отвезли во вполне приличный отель.
Портье буднично спросил:
– Жить будете в одном номере или отдельно?
Я перевел Вове.
– Я отдельно боюсь, – потупилась восходящая звезда.
В гостинице нам рассиживаться не дали. Почти сразу же повезли к юристу. По дороге Вова все время смотрел в окно, и когда видел Эйфелеву башню, толкал меня в бок и зачарованно вопил:
– Смотрите!..
Парижского законника несколько удивило, что мой подопечный не понимает по-английски:
– Но это же рабочий язык модельного бизнеса!..
– У нас – особый случай, – важно сказал я.
– Че он докопался? – с подозрением спросил Вова.
– Не понимает, почему ты по-английски не говоришь…
– Вот козел!..
В конце концов, нам дали подписать объемистый контракт, две трети которого занимал раздел секретности. Мы обязались до выхода конечного продукта, то бишь плаката, не называть кому бы то ни было фирму-разработчика и рекламируемый продукт… А оно нам надо?..
Наконец, нас отвезли в студию. Стареющий маэстро в соломенной шляпке и рубахе с рюшами встретил нас, как подобает великим: с полным небрежением.
Его поначалу напрягло мое присутствие, но когда я популярно объяснил, что это – желание клиента, да еще с истинно парижским прононсом, он потерял ко мне всякий интерес.
Вова обнажился, маэстро прищелкнул языком и начал отдавать команды своей свите.
Вову причесывали, мазали гримом с головы до ног, щелкая без конца на «Полароид»…
В конце концов, ему несколько усилили цвет волос, добавили легкого загара и поставили на фоне синего задника.
