своим изгнанием, тосковал ли по бродячей шальной молодости, сожалел ли о своем шаге, никто не знал. Шли годы, и в одну зимнюю ночь в дверь постучали.
Он знал Грэдду с детства. Когда Рэннок в последний раз вернулся домой, Грэдда была смешной девчонкой, еще носившей короткую детскую юбку с бахромой и бусы из ягод рябины. Затем родичи, изредка приходившие к нему за медвежьими шкурами и горным медом и приносившие в обмен муку и холстину, обмолвились, что Грэдду сосватали в соседнюю деревню за состоятельного вдовца и что более богатой свадьбы на их памяти не было.
И вот теперь на пороге застыла жалкая, облепленная снегом фигурка. Рэннок гостью не узнал, но любой пропущенный снежными духами свят. Грэдда выглядела изможденной до последней крайности и притом была беременна. Не задавая лишних вопросов, Рэннок внес полумертвую женщину в дом, выскочил на улицу за снегом и принялся оттирать обмороженные щеки. Гадать, что она тут делает в такую пору, времени не было. Впрочем, женщина все рассказала сразу же, как пришла в себя.
История оказалась самой обычной. Мужа, который был еще старше Рэннока, она не любила, хоть и исполняла все, что положено жене. Про самого Кроэрка они почти не говорили, но Рэннок сразу понял, что ни умом, ни добротой, ни красотой тот не отличался. Грэдда честно родила мужу дочь. На сына сил у Кроэрка не хватало, но он предпочитал винить во всем жену. А затем в их деревню пришел такой же вогораж, каким был некогда Рэннок. Он был весел, красив и смел. И она полюбила, сильно, отчаянно и безоглядно. Зима подарила им немного счастья, потом пошли весенние дожди, и вогораж ушел за текущей водой, распростившись со своей мимолетной подругой и даже не обещая вернуться. А она поняла, что беременна. Это было счастьем, она не сомневалась, что родится сын, но… Муж уже почти год не был мужчиной и предпочел признаться в своей слабосильности, но не покрывать измену жены.
Обвиненная при матерях всей деревни, Грэдда не стала каяться и просить прощения, а высказала все, что накопилось за годы ее невеселого замужества. Высказала и ушла, сорвав с головы расшитую серебром и сердоликами повязку и бросив в лицо мужу свадебное ожерелье. В старые времена ослушницу сбросили бы с обрыва, но это в старые времена. Деревня растерялась и дала Грэдде уйти, тем более мужа ее никто не любил; поговаривали, что предыдущую жену он свел в могилу побоями и попреками, потому и искал новую в чужой деревне, куда не докатилась его дурная слава.
Что люди, что гоблины, что эльфы – природа одна. Никто не любит принимать неприятные решения, а тем паче за них отвечать. Беременная, кое-как одетая женщина уходит в снежную бурю? И пусть ей. Замерзнет – значит, Горные Хозяева сочли ее виновной. Выживет – опять же судьба. И никто не виноват.
Грэдда каким-то непостижимым образом добралась до родного дома и упала в объятия матери. Семья готова была ее принять, но жрец-старейшина не мог потерпеть такого непотребства. То ли не хотел отдавать залог, внесенный незадачливым супругом, то ли увидел повод вернуть столь любезную ему старину. Грэдду решили выдать мужу, то
