всегда старался быть осторожным.
– Не все от меня зависит. Погода коварная – то тихо, то шквал, все время работаю с парусами, никак не приспособлюсь. Скоро попаду в Гольфстрим.
29 августа 1998 года. 1 час ночи. Москва
Доводилось ли вам ходить в одиночку?
Ни десять шагов, ни пять километров, а месяцы и годы?
Если нет, то можно лишь пытаться представить, но не ощутить состояние человека, остановившегося на привал среди людей и прервавшего одиночество. Я пытаюсь подсчитать, чего же было больше за последние десять лет жизни у Федора: дороги или привала среди людей? Получается, что дороги больше. На десять часов пути – час привала.
Я не просто свидетельница его жизни «на перевалочной базе» между экспедициями. Я его жена, живущая с ним в разлуке. Мне иногда кажется, что Федор не сам возвращается, а его заставляют возвращаться. Моя любовь в том числе.
Я засыпаю, и перед моими глазами возникает образ: Федор и я в маленькой темнице средневекового замка. Замок находится на вершине скалы одинокого острова. Федор прикован к стене цепями. Тюремщик, похожий на палача с прикрытым капюшоном лицом, приковывая его к стене, говорит ему:
– Каждый день расшатывай физическим и духовным усилием воли свои кандалы. Однажды они сорвутся, и ты будешь свободен. Но прежде пойми, что эта свобода – огромный океан.
Сказав это, он уходит.
В темнице вместе с Федором остаюсь только я – женщина в серо-белом одеянии, подносящая к пересохшим губам Федора воду и пищу, согревающая его телом в те минуты, когда он устает бороться с оковами.
– Подойти к окну, посмотри туда, – просит Федор.
Я подхожу к окну и вижу: там за окном океан. Он бурлит так, что мне слышен его шум. Огромные волны напоминают лапы хищника с длинными белыми ногтями. Они пенятся и кричат криками безумных чаек.
Я поднимаю глаза к небу и вижу белесое бездонное пространство, в котором ничего нет, кроме ослепляющей пустоты. Это свобода? Она как пропасть со всех сторон. Океан и Небо. Кроме них только башня, возвышающаяся на одинокой скале. Из нее один выход – в пропасть. Я поворачиваюсь к Федору и хочу сказать ему: «Там нет свободы, там зона смерти», но, не успев это произнести, просыпаюсь.
Еще темно, утро только начинается. Я вся мокрая, дрожу от переутомления. Нужно еще поспать, впереди длинный рабочий день. Но сон перебит. Я пытаюсь понять, почему мне приснилось это видение.
В своих письмах, напечатанных в Москве в 1882 году, епископ Феофан Затворник советовал: сны лучше пропускать без внимания. Иные из них, может быть, и значат что-либо, но нам не дано точно определить это.
Святитель Феофан прав – не нужно пытаться разгадывать сны…
30 августа 1998 года. 3 часа ночи. Москва
Мне уже три ночи как не спится. Трое суток я не слышала голоса Федора. Он не звонит, и тревожные мысли преследуют меня.
Я вообще стала очень плохо и мало спать. Все время молюсь. Это помогает хотя бы со смирением переносить бессонницу.
Включила
