нельзя обижать хозяина и нарушать уверенность орков в том, что прежние боги Тарры доныне помогают советом не предавшему их память Ночному народу.
Роман предпочел бы посетить святыню в одиночку, но горный владыка был не из тех, кто бросает друга в беде и забывает долг гостеприимства. Кардинч вместе со старшим сыном и наследником, на запястье которого уже красовалась татуировка, напоминающая след от браслета, решительно присоединились к гостю.
Обычно Рамиэрль проникал в храм через потайную дверцу, известную лишь немногим, но на сей раз пришлось пройти через главный портал. Своим созданием главная и единственная святыня Гар-Рэннока была обязана фантазиям первого горного короля Стефана пад Уррика и его мачехи и воображению Клэра, пытавшегося заглушить свое горе сначала войной, потом творчеством и, наконец, дорогой. Сейчас Утренний Ветер наверняка уже в Оргонде, но где бы он ни был, часть души скульптора навеки осталась в горах. Клэр оплакивал Тину, но создал храм-памятник не только первым богам Тарры, но и всем, кто за нее погиб и еще погибнет.
Гоблины старательно выполняли все указания художника, а когда было нужно, помогали эльфы. Орочье трудолюбие и искусство Лебедей сотворили чудо. И что за беда, если Клэр наделил Инту чертами Герики, а сын Омма оказался похож на юного Рене? Какими те были, никто никогда не узнает, а Геро и Аррой, их отдаленные потомки, вернули Тарре надежду.
В храме Памяти всегда царили прозрачные сумерки. Мягким серебром мерцал пол, напоминая о седой траве, светилось под куполом закатное небо, в котором парила белая стая, а на алтаре из черного камня пылал негасимый огонь. Роман представлял, что должны испытывать здесь орки, если у него, знающего цену магии и повидавшего всякое, начинает бешено колотиться сердце.
Кардинч и Стефан подвели Рамиэрля к алтарю Памяти, и горный король заговорил на своем языке, при звуках которого у Романа до сих пор сжималось сердце. Супруга великого Уррика покоилась здесь же, в одном из приделов храма рядом с любимым, а Роману до сих пор снились черные косы и звонкий смех его отчаянной спутницы... Отогнав непрошеные воспоминания, эльф вслушался в речь владыки орков. Тот спрашивал Ушедших о причинах болезни их друга и о том, возможно ли исцеление. Когда смолкло последнее слово, гоблины в ожидании чуда устремили глаза к огню, цвет которого стал постепенно меняться из золотистого в синий, а затем медленный каменный голос произнес:
– Надежда – последнее, что нас покидает. Даже время можно смирить, даже сквозь воду можно пройти. Нет безвыходных положений, есть отчаявшиеся и смирившиеся. Нужно бороться до конца. Помощь придет тогда, когда ее меньше всего ожидаешь.
Голос замолк, пламя постепенно вернуло свой прежний цвет. Гоблины благоговейно коснулись ладонями сердец, Роман сделал то же самое, хотя готов был придушить засевшего под алтарем Жана-Флорентина с его очередными банальностями. Философский жаб был не виноват, более
