колени перед отцом.
– Я доволен, что мой сын вырос мудрым, – калиф снял с пальца перстень с квадратным изумрудом и бросил сыну, почтительно поцеловавшему отцовскую руку. Затем калиф все так же невозмутимо этой же рукой отвесил Наджеду пощечину: – Но я недоволен, что мой сын вырос трусом. Яфе, подойди.
Когда брат Наджеда встал на колени рядом с ним, Усман поднялся и, стремительно сорвав с пояса тяжелую плеть, вытянул сына по плечам. Тонкая материя лопнула, показалась кровь. Глаза Яфе неистово сверкнули, но он сдержался.
– Это за то, что ты сначала делаешь, а потом думаешь, – калиф отцепил роскошную саблю и протянул младшему принцу, – а это за то, что ты знаешь: сын калифа не показывает спину псам. Черные рабы твои – впрочем, купец может их выкупить. Тем, кто не заметил вовремя смертоносную тварь, по десять палок. И да не развяжется завязанное.
Усман поднял бровь, и все, пятясь, покинули покои повелителя. Младший принц уходил последним, и калиф еле слышно окликнул:
– Яфе!
Сын остановился.
Отец выждал, пока закроются тяжелые двери, и лишь после этого заговорил:
– Хорошо, что в твоей груди сердце льва, а не тушканчика, но я хотел бы видеть в нем не только отвагу, но и мудрость. Глуп тот, кто за медную монету отдаст золотой самородок. Голова бешеного пса не стоит головы принца. Когда придет время идти в огонь, тот, кому это предназначено, должен быть жив. То, что предначертано тебе, другому не свершить.
Яфе молчал, упрямо насупив черные брови, и Усман внезапно почувствовал немыслимое облегчение. Сегодня он наконец избрал наследника, но даже его подушка не узнает об этом, пока не придет срок. Пусть будущий калиф научится терпению и мудрости. Время еще есть.
2879 год от В.И.
13-й день месяца Лебедя.
Эльта. Гостиница «Морской конь»
– Десять ауров на парнишку, – стройный голубоглазый человек в темном дорожном плаще небрежно подбросил объемистый кошелек.
– Вы с ума сошли, почтеннейший, – запротестовал худой нобиль в плаще с сигной в виде прыгающей лисицы, – это же сам граф Мулан!
– Ну и что, – пожал плечами незнакомец, – каждый, про кого говорят «сам», рано или поздно зарывается, так почему бы и не сегодня? Удача – дама капризная, ей надоедает, когда с ней обходятся, как с уличной девкой.
– Так-то оно так, – вздохнул толстяк в синем, – только уж больно силы неравны. Я видел Мулана на турнире, чистый кабан, право слово, а Александр... В чем душа держится, да еще калека. Он и меч-то в руках никогда не держал, все больше книжки.
– Я так рассуждаю, – вмешался в разговор человек с луком и с серебряным значком лесничего на зеленой суконной куртке, – что Мулан должен отказаться. Это не поединок. Это убийство, чести оно ему не добавит.
– А ему честь нужна что мне девственность, – хмыкнула чернокудрая красотка в вызывающе обтягивающем ее прелести платье, – капустницы
