она вышла, король обернулся с глубоким вздохом к Леграну и Монтеспану.
– Полно, господа, пора и нам уйти… Дай мне твою руку, Легран. Я еще не совсем оправился, и моя нога жестоко болит…
Идя медленно по длинным коридорам Лувра, он бормотал вполголоса:
– Проклятая подагра!.. Я ее чувствую, она тут!.. О старость!.. Я отдал бы все, мой престол и Кончини вдобавок… и мою жену… О! Ее-то с удовольствием… Я отдал бы все за несколько дней молодости… Видел ты, Легран, как она устремила на меня это копье! Я почувствовал, что оно входит мне в сердце.
– Государь, это раны приятные.
– Я чувствую, что эта рана продолжится всю жизнь… Сколько еще мне остается жизни.
– Государь, вы проживете еще много лет.
– Да услышит тебя Бог!.. А вы, Монтеспан, видели, как грациозно направила она на меня копье?
– Видел, государь.
– Она хороша, не правда ли?
– Прелестна, государь, и достойна внушать любовь величайшим героям.
– Но вы думаете, что это сделалось случайно?
– Вовсе нет, государь.
– Так вы думаете, что она сделала это с намерением?
– В этом нельзя сомневаться, государь.
– Но она так молода, а я становлюсь…
Он замолчал и взглянул на обоих своих советников с тревожным видом; он как будто боялся выговорить слово.
Монтеспан поклонился так низко, как только мог, и сказал:
– Государь, в обоих королевствах: и во французском, и в наваррском – нет ни одной девушки, которая не считала бы величайшей милостью заслужить внимание Генриха Великого.
– А! Вы думаете?
– Мы в этом уверены, – отвечали хором оба.
Дошли до двери кабинета короля.
– Даю вам свободу, господа… Легран, пошли сказать Малербу, чтобы он пришел ко мне; я хочу сегодня же заказать ему стихи.
– Я сейчас пошлю за ним.
– И вели принести мне как можно скорее том Астреи… До свиданья, господа.
Не сделали оба и двадцати шагов, как король позвал их:
– Кстати, Легран, скажи камер-лакеям, чтобы они не запирали двери моей комнаты, как я приказал, когда фрейлины королевы идут на репетицию балета… и даже когда она будет затворена, чтобы они отворили ее настежь, настежь, слышишь ли?
– Да, государь. Будет сделано, как вы приказываете.
– Хорошо… и не забудь Малерба и Астрею.
С этими словами король вошел в свой кабинет, а Легран удалился с Монтеспаном, не видя, что его брыжи сбились набок, что заставило предположить всех, кто встречался с ним, будто он находился в эту минуту под влиянием очень серьезной озабоченности.
В этот день король должен был лечь в постель и целую неделю не выходил.
После обеда, устроив с Сюлли дела, не терпевшие отлагательства, он приказывал ставить стол около кровати и целый вечер играл в кости.
