и поставить новую мачту… Я не говорю уже о неграх, это самый искусный торговец и маклер по этой части на всем африканском берегу. Этому плуту известны все теплые местечки! Но проклятый, верно, обдерет меня… Ах, если бы мой бедный Симон был по крайней мере здесь со мной! Но нет, этому никогда более не бывать! Никогда! Боже мой! Какая тоска!
И добрый шкипер омочил слезами свой третий носовой платок, помеченный его милой Катериной буквами К. и Б.
Глава III
Торговец неграми
Торговля! Ах, милостивый государь! Торговля – это узы, соединяющие народы, братский союз великого семейства, рода человеческого! Провидение бедного, спокойствие богатого! Ах, милостивый государь, торговля!
Восходящее солнце озарило яркими лучами своими поверхность океана как бы для утешения ее за бурю прошедшей ночи, и глухой шум волн, вздымаемых еще слабеющим ветром, был похож на последнее ворчание сердитой собаки, которая перестает лаять при появлении своего хозяина.
Корабль «Катерина» вошел в Рыбью реку, находящуюся на южном конце западного берега Африки, и, влекомый своей шлюпкой, начал подниматься вверх по течению е небольшому заливу.
Река эта тихо текла посреди величественного леса, и зеркальная поверхность вод ее отражала в себе лазурное небо, деревья, покрытые множеством птиц и плодами всех цветов. Тут росла мимоза с тонкими и зубчатыми листьями, там черное дерево со своими красивыми желтыми цветами.
Когда корабль достиг места, у которого должно было ему встать на якорь, то маленькая лодочка отделилась от него и поплыла вверх по реке, направляясь на запад. Скоро она подошла к той части берега, которая казалась несколько очищенной от леса.
– Навались! Навались, братцы! – воскликнул Бенуа, став на заднюю лавку лодки, которая в это время причаливала. – Брось якорь тут, Кайо, – сказал он потом своему помощнику. – Если я не вернусь через час, то отправляйся на корабль и приезжай за мной завтра утром.
Потом господин Бенуа сошел по сходням на берег и пошел по тропинке, извилины которой были, по-видимому, чрезвычайно знакомы ему.
«Лишь бы только, – думал этот достойный человек, обмахиваясь своей широкополой соломенной шляпой, – этот проклятый Ван Гоп был дома… Однако же ему известно время, в которое я обыкновенно прибываю сюда… двумя неделями ранее или позже. Право, чудак этот Ван Гоп, он живет здесь в лесу, как будто у себя в городе. Он нисколько не переменил своих привычек, это так бывало заставляло смеяться бедного Симона… Ах, вечная ему память!»
В это время раздался лай собаки.
– А, – сказал Бенуа, – я узнаю голос Трезора, хозяин, верно, дома.
Лай собаки все более и более приближался, и наконец послышался громкий пронзительный голос, который говорил с досадой:
– Сюда, Трезор, неужели ты принял человека за льва?
Тропинка,
