все самое важное, хорошее и чистое каждый день. Мы это видим и пресекаем.
– Знаю…
– Помолчи и раскинь мозгами: когда какой-то ублюдок марает важное, хорошее и чистое, оно становится только важнее и нисколько не теряет ценности, если ты этого не допускаешь.
Поскольку без сырости все-таки не обошлось, Пибоди потерла лицо.
– Ты права, сто раз права! Просто я раскисла.
– Очень трогательно, – добавила Ева, когда вышли из машины. – Твои родители и это дерево…
Оглянулась на стук каблучков. От своей машины к лифту шла Мира.
По великолепным ногам скользило короткое, до колена, аквамариновое пальто. Туфли и платье были изумрудными. Сумочка и стильный берет на стриженых каштановых волосах – цвета темно-синего сапфира. На плече покачивался портфель из мягкой бронзовой кожи.
– Однако, доброе утро! Вы туда или оттуда?… Пибоди, что случилось?
Руки Пибоди инстинктивно потянулись к лицу.
– Нет, ничего, так… Кстати, я только что запросила для Даллас время на твою консультацию.
– Значит, все-таки сюда, и пока без результатов. – Мира перевела спокойные синие глаза на Еву. – До начала работы двадцать минут. Из-за снегопада я на всякий случай выехала пораньше. Могу подняться к тебе, если ты свободна.
– Для тебя – конечно!
Шанс потолковать с главным психологом-криминалистом управления Ева не упускала никогда.
– Новое дело? Ты же только что вернулась из отпуска!
– Ага, вчера вечером. А в четыре утра вызвали на труп, который обнаружил патрульный робот.
Вошли в лифт, и Ева, не теряя времени, изложила суть дела.
– Мы с друзьями в прошлые выходные ходили на «Жизель». Как раз, наверно, играл ваш подопечный.
Мира подвинулась. Лифт рывком останавливался почти на каждом этаже, запуская все новых копов.
– Пытали два дня? Сексуальное насилие?
– Никакого. Мелкие ожоги на гениталиях от направленного пламени, вероятно, ручной горелки.
Все до единого копы в битком набитом лифте переступили с ноги на ногу, и Ева представила, как их собственные гениталии сжимаются из солидарности.
– Труп обезображен?
– Не в классическом смысле. Переломы, ожоги, порезы, синяки. В основном грудь, живот, конечности. Сломаны и раздроблены пальцы рук. У пострадавшего была густая красивая шевелюра – отрезали и оставили жалкие клочки.
– Унижение. Но лицо почти не пострадало, гениталии не обезображены. На личную неприязнь не похоже.
– Как не похоже?! К твоим яйцам – с горелкой! – не выдержал какой-то коп.
– Ожоги со временем заживают, – улыбнулась Мира. – Другое дело – мелко порубить или отрезать.
– Или кислотой, – невинно добавила Ева. – Помню одну рассерженную девицу. Плеснула парню кислотой, когда обдолбался «зонером».
На
