кухне я приготовила целый кофейник кофе и стояла у окна, ковыряя пирог с пеканом и глядя в сад. Деревья стояли в знойном мареве, а небо было пронзительно-голубым, без единого облачка, только одинокий попугай-лори перелетал с ветки на ветку, словно не в состоянии найти жердочку.
Я прекрасно знала, как это бывает.
Мысли беспокойно метались в попытке разобраться в причине крайне неудачного визита к Миллеру. Но с какой стороны я ни смотрела, весь эпизод оставался загадкой. Мужчина у цистерны с водой, его грудь, покрытая розовой пеной – кровью, я была уверена. Но чьей кровью? Хоба? Объясняет ли это красные пятна на его потрепанной фланелевой рубашке? Они что – подрались? А как же хныканье, которое я слышала, стоя на веранде? Без сомнения, так плачет человек, испытывающий ужасную боль.
И Хоб… Ничего похожего на описание Кори. Никакой болтовни по-соседски, оказанный мне прием был решительно недружелюбным. Я вспомнила нашу первую встречу и то, как он вроде бы встревожился при моем вопросе, как проехать к Торнвуду. И опять спросила себя, не перешла ли каким-то образом его неприязнь к Сэмюэлу Риордану на меня просто потому, что я живу в доме Сэмюэла.
Придется забыть о планах порасспрашивать Хоба. Принимая во внимание его сегодняшнее поведение, полагаю, он будет не в восторге от моего замысла добыть у него информацию о Сэмюэле. А значит, придется проводить собственное расследование.
Но с чего начать?
Я уже обыскала дом вскоре после переезда. Сэмюэл ничего не выбрасывал, очаровательные старые секретеры и буфеты были набиты всяким хламом из прошлого. В них хранились обувные коробки, полные доисторических описей, погашенных банковских облигаций, квитанций за выполненные по дому и участку работы, писем из различных медицинских комиссий; жестяные коробки с потускневшими монетами и пряжками от ремней; деревянные коробки, набитые пожелтевшими воротничками мужских сорочек, шнурками для обуви, катушками хлопчатобумажных ниток, разрозненными пуговицами. Обширная коллекция старья, но ничего проливающего хоть какой-то свет на возможные мотивы убийства.
Я пошла в дальнюю спальню.
Толстые шторы не пропускали в комнату интенсивный солнечный свет, погрузив ее в полумрак и собрав по углам тени. Здесь царило ощущение глубокого покоя, вызывавшего у меня чувство – как частенько бывало со мной в этом доме, – будто я стою на пороге давнего времени. Прошлое словно сочилось из пятен на стенах, проникало сквозь доски пола и шептало из трещины в двери гардероба. Время волнами текло вспять, лениво и, однако же, с такой неотвратимой весомостью, что я невольно в нем тонула.
Стоило прищуриться, и я разглядела бы замешкавшегося у окна Сэмюэла, элегантно одетого – в черных брюках и пиджаке, в белой льняной сорочке. Перед моим мысленным взором он предстал не молодым мужчиной из розовой беседки, а человеком среднего возраста, похудевшим, с более длинными, с проседью, волосами, на лице прибавилось морщин, следов печали. Он наклонил голову, шевелил губами, читая маленькую книгу и поворачивая ее к окошку, чтобы лучше видеть. Через какое-то
