узел
Боснийский кризис стал тревожным сигналом для России. Стало ясно, что Австро-Венгрия и стоящая за ней Германия твёрдо встали на путь эскалации военной напряжённости. «После Боснийского кризиса, и военным, и дипломатам, и царскому правительству было ясно, что Германия никогда не допустит войны один на один России и Австро-Венгрии и царским войскам придётся противостоять армиям обоих государств»{446}.
Возникала реальная угроза утверждения Австро-Венгрии на Балканах, захвата ею Босфора и Дарданелл. Россия этого допустить не могла. «Поперек австро-германских путей, – отмечал генерал А. И. Деникин, – стояла Россия, с её вековой традицией покровительства балканским славянам, с ясным сознанием опасности, грозящей ей самой от воинствующего пангерманизма, от приближения враждебных сил к морям Эгейскому и Мраморному, к полуоткрытым воротам Босфора»{447}.
В этих условиях Император Николай II предпринял попытку отколоть Италию от Тройственного союза. Готовя аннексию Боснии и Герцеговины, Эренталь обманул не только одного А. П. Извольского. Второй его жертвой стал министр иностранных дел Итальянского королевства Томмазо Титтони. Во время переговоров с Титтони в Зальцбурге австрийский министр ввёл последнего в заблуждение, точно так же, как в своё время Извольского в Бухлау. Эренталь утверждал, что в Зальцбурге он получил от Титтони согласие на аннексию Боснии и Герцеговины. Возмущённый итальянский премьер писал Эренталю: «При наших переговорах в Зальцбурге Вы <…> не сообщили мне о вашем намерении осуществить аннексию. Я не считал её ни вероятной, ни близкой и поэтому не высказывался на этот счёт»{448}.
Государь учитывал, что у Италии и у России имеется общая цель – не допустить дальнейшего продвижения Австро-Венгрии на Балканах. России было важно обезопасить Проливы, а Италии – присоединить к себе в Африке Триполитанию, в Европе – Албанию, на которую Вена имела виды, а также Триест и Трентино, входившие в состав Австро-Венгрии. Таким образом, налицо был предлог для конфликта между Римом и Веной. Государь не преминул этим воспользоваться.
«Сближение России с Италией, – писал А. П. Извольскому посол в Берлине Н. Д. Остен-Сакен, – произошло самым естественным образом. Его ускорило присоединение Боснии и Герцеговины. Не случись этого факта, сближение всё равно имело бы место только несколько позже»{449}.
Кроме обиды на Австрию, Италия была недовольна также и политикой Берлина, который весьма прохладно относился к планам Италии отвоевать у Османской империи Ливию. Поэтому Рим хотел получить от Петербурга гарантии нейтралитета в своей будущей войне с Турцией.
Исходя из этого, Николай II рассчитывал, что соглашение России с Италией могло затруднить дальнейшую для Австро-Венгрии возможность придерживаться на Балканах политики экспансии.
Переговоры русских и итальянских дипломатов создавали предпосылки
Шацилло К.Ф. Россия перед первой мировой войной. М.: Наука, 1974. С. 79.
Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1990. С. 222.
История дипломатии. Т. 2. С. 194.
Н.Д. Остен-Сакен – А.П. Извольскому 3 ноября 1909 г. // ГА РФ. Ф. 559. Оп. 1. Д. 65. Л. 1.
